Японцы подползли совсем близко. Пьяный галдеж обратился в нечто, напоминающее зверинец. Каких только «звуковых эффектов» здесь не было: и свист, и шипение, и визг, и даже что-то, напоминающее собачий лай. На этом разнообразном звуковом фоне возникал время от времени крик, противный, нудный, хриплый:
— Уо-го! Банзай! Банзай! Уо-го!..
Но вдруг сотнями маленьких злых молний озарилось небо, и звонкие раскаты потрясли воздух. Это наши бойцы ручными гранатами и пулеметным огнем стали успокаивать не в меру разбушевавшихся японцев. На миг наступила тишина. Потом отовсюду послышались неистовые крики и стоны. Пулеметы продолжали работать. Наша гаубичная батарея положила десятка два снарядов, разнесла японскую свору в клочья. Враги, оставшиеся в живых, бежали уже без всяких воинственных кликов. Котелки и тапочки были предусмотрительно брошены…
Наступал рассвет. Приближался восход солнца.
Накануне нам стало известно, что наступление начнется 20 августа. Это не было неожиданностью. Уже давно все бойцы и командиры строили различные варианты разгрома японцев и терпеливо ждали приказа наступать.
19 августа началась подготовительная работа. Тщательно, детально был изучен приказ, прочитали листовки политотдела, провели беседы о международной обстановке, проверили оружие, боеприпасы, питание.
О туалете напоминать не пришлось. Все были настолько проникнуты торжественностью дня, что мобилизовали все имеющиеся средства. Один оказался мастером по правке бритв, другой — парикмахером, третий прекрасно готовил помазки и мыльный раствор, а четвертый просто успокаивал клиента, когда тот не выдерживал окопного бритья и начинал брыкаться.
Вечером пришла кухня. Поужинали, запаслись водой. Ночь прошла спокойно, но все были в боевой готовности, зная ехидный характер врага.
Наступал рассвет великого дня.
Небо побледнело, стали исчезать звезды. Зарумянились небольшие тучки, собравшиеся на востоке. Командир подразделения тов. Шевелев беспокойно поглядывал на часы. Уже давно должна была появиться кухня с завтраком, но ее не было. Командир несколько раз справлялся по телефону и получал один и тот же ответ: «кухня выехала».
— Значит, засела где-то в пути, — озабоченно произнес он.
— Приготовить полотнища! — передали из штаба части.
Сейчас начнется. Все переглянулись, улыбнувшись друг другу. Белые полотнища мы выстилали на переднем крае обороны, чтобы летчики видели расположение наших частей.
Из-за песчаных барханов показалось солнце. Реденький белый туман подымался над землей. В небе появились три разведчика-истребителя. Японские зенитки открыли по ним бешеную стрельбу. Развернувшись, разведчики пролетели вдоль линии фронта и повернули назад.
— Ну, держись, японец!
— Да! Сейчас наши бомбардировщики повезут туда шоколад!
— Летят! Смотри, смотри сколько! — закричал связист и поднялся, чтобы выйти из окопа.
— Прекратите крик и садитесь в окоп! — с нарочитой суровостью приказал младший комвзвод Ветошкин. Сам он зачарованно смотрел в небо.
Воздух наполнился нарастающим гулом. В строгом строю торжественно плыли над нами бомбардировщики, направляясь в сторону врага. Это зрелище было настолько впечатляющим, что кое-кто выбросил изо рта недокуренную папиросу, как-будто папироса могла помешать этому грандиозному воздушному наступлению.
Японские зенитки открыли стрельбу. Черными тучками дыма зарябил воздух возле самолетов. Справа, слева, сверху, внизу. Но ни один не нарушил строя. С железной неотвратимостью плыли они вперед и вперед.
Дрогнула и заколебалась земля. Перед нами стали вырастать и расплываться столбы огня, земли и металла. Они становились все гуще и, наконец, слились в сплошную темно-серую массу…
— Товарищ командир! А ведь кухня уже пришла, — заявил младший лейтенант Зуев.
Все, будто очнувшись, оглянулись на кухню, а потом друг на друга. Засмеялись. И снова стали смотреть туда, где гремели разрывы авиационных бомб.
— Вот это видно, что наши!
— Да, красиво.
— А «крокодила» ни одного нет. Попрятались!
Бойцы были горды за себя, за свой народ, за свою могучую технику.
Не успели скрыться из виду последние самолеты, как воздух снова наполнился гулом моторов. Шла вторая волна. Японские зенитки уже не стреляли. Из-за Халхин-Гола шла третья волна. Кто-то пытался считать, но потом безнадежно махнул рукой и неожиданно заключил: