— Нет, не взять вам большевистской крепости! — крикнул Григорий Доля. Его пулеметы смели японцев.
Когда командир батальона Коровяк прибежал со своего левого фланга сюда, на правый, врага уже не было. Красноармейцы перевязывали своего комиссара.
— Меня немножко ранили, пощипали, — сказал командиру Буряк.
— Отправить в санчасть?
— Ну, нет, ни за что!
— Так приляг, отдохни!
Коровяк бережно накрыл шинелью прикурнувшего на дне окопа комиссара и умчался к себе на левый фланг.
Комиссар закрыл глаза, чтобы хоть немного вздремнуть. Но какой же тут сон? Откуда ему взяться? Он подозвал младшего комвзвода Кирина и приказал ему тщательно наблюдать из блиндажа, особенно за той стороной, откуда только что показывались японцы.
Пулеметчику Доле он приказал направить все пулеметы на ту ложбину. Тот озорно и хитро усмехнулся:
— Где Доля, там- ясно и точно. Пулеметы уже стоят!
— Надо по траншеям разведку выслать! — вслух подумал Буряк.
Сразу нашлись добровольцы. Они сейчас же скрылись. в траншеях…
Приближалось утро. Небо на востоке становилось зеленым. За высотами Ремизова, в долине реки Хайластин-Гол, били пушки, рвались мины, стучали пулеметы. Над высотами журчали снаряды.
Комиссар Щелчков сказал командиру Белякову:
— Как бы свои своих не зацепили. Не наши ли пушки с той стороны хватают?
Тут он заметил, что по гребню за лощинкой перебегают, пригибаясь, люди.
А если это к японцам подошла выручка? Сегодня ведь одиннадцатый день наступления пошел! Надо немедленно установить!
Комиссар Щелчков с двумя красноармейцами пошел в разведку. Сначала по склону, а потом и по вершине гребня, навстречу тем людям. В сумерках раздался окрик:
— Эй, кто вы такие?
Щелчкова обожгла радость: «Это наши!»
— А вы кто? — крикнул красноармеец.
— Не слышите? Свои!
— Идите к нам, если так.
— А вы сами идите к нам! — звали оттуда.
И вдруг на всю сопку, на все высоты звонко и радостно прокричал красноармеец:
— Да здравствует товарищ Сталин!
— Ура! Ура! Ура! — загремело с той и с другой стороны и с дальних сопок.
Свежее утро развертывало знамена над высотами. Все яснее был виден флаг, трепетавший под ветром над сопкой Ремизова. Левее, тоже на высоте, алел флаг, водруженный стрелками и пулеметчиками орденоносной части имени Яковлева. И на дальней сопке виднелись флаги.
Над горизонтом показалось солнце, и алые флаги вспыхнули пламенем большой победы.
Н. Кружков
МАЙОР РЕМИЗОВ
За рекой Халкин-Гол среди песчаных барханов, поросших мелким кустарником, выделяется своими массивными очертаниями высота, названная именем одного из замечательных героев Халхин-Гола — майора Ивана Михайловича Ремизова.
Ремизовский полк — полк, покрывший себя славой в упорных, ожесточенных боях с японцами! С нежностью и любовью говорят однополчане о своем командире, павшем смертью героя на барханах Халхин-Гола. Неприятельская шрапнель прервала его жизнь, но память об этом скромном и чистом человеке, об этом замечательном командире Красной Армии и коммунисте никогда не умрет в сердцах тех, кто его знал, кто вместе с ним сражался, кто вместе с ним громил врага. Долгое время после боев «на высоте Ремизова алел колеблемый степным ветром флаг, водруженный однополчанами майора. Это памятник Ремизову, памятник скромный и чистый, как был скромен и чист человек, именем которого названа высота.
Когда японцы перешли границу, полк Ремизова получил задание выбить наглого врага. День и ночь на грузовиках ехал полк к границе. Настроение у бойцов и командиров было приподнятое, как всегда бывает перед боем. Монгольская степь раскрывала перед ними свои широкие просторы. Сверкали яркие, низкие звезды. Встречавшиеся на пути монгольские кочевья тепло, дружелюбно, радостно провожали полк. По степи уже разнесся слух, что враг перешел границу. Красная Армия шла сражаться с японцами. Гремели орудия, лязгали гусеницы танков, мерный шум автомобильных моторов нарушал извечную тишину степи.
Река Халхин-Гол, спрятавшаяся в низинке, несла свои быстрые воды к озеру Буир-Нур, поблескивая серебром струй в окаймлении зеленых берегов, пахнущих пряными степными травами. К реке Халхин-Гол двигались войска.
Майор Ремизов вел полк. Он был спокоен, как всегда, как на параде, как на маневрах. Ни один мускул на его лице не выдавал внутреннего волнения. Спокойным, уверенным шагом он обходил на бивуаках роты, спрашивал, как кормили, как настроение, привезли ли почту. От всей его фигуры веяло твердостью, решительностью, убежденностью в победе.