— Ну что, мне тебя дальше раздевать, или сам напряжёшься?
Вера Ивановна была выше его и, наверное, сильнее. Если бы она была мужчиной, Ярослав бы ударил её и попытался убежать, а тут совершенно растерялся. Он стоял и смотрел почему-то на стеклянную пуговицу на её блузке. Пуговица была красная, и вся блузка была красная. А на левой руке у воспитательницы был бордовый браслет из каких-то мелких камушков. Камушки были совсем небольшие, как капли крови. Зимой на снегу эта кровь застывала как раз такими вот льдинками. Ярослав вспомнил это, почувствовал дурноту и его начало выворачивать наизнанку.
— Чтобы всё в комнате убрал, — сказала Вера Ивановна, выходя. — Потом придёшь ко мне.
Ярослав переждал приступ, на ватных ногах сходил в умывалку за тряпкой, затёр пол и, совершенно обессилевший, упал на свою кровать. Снова тошнило. Кружилась голова. Встать, одеться, идти куда-то не было сил. Хотелось умереть. Интересно, как это — насовсем умереть. Наверное, мёртвого не тошнит. Ещё мёртвым не страшна никакая Вера Ивановна. Ярослав проклинал себя за такую слабость, но мысли о самоубийстве лезли и лезли в голову.
Потом в комнату вошёл Арнольд и, гадко улыбаясь, сказал:
— Вера сказала тебя поторопить.
— Я не пойду, — Ярослав отвернулся.
— Пойдёшь, — возразил Арнольд, — а если надо, то и бегом побежишь. Иначе мы тебя приведём. Я да Краб. А будешь рыпаться — в рыло врежем.
— Отвали, — попросил Ярослав, — мне плохо. Я полежу, потом приду.
— Нет, сейчас. Или тебя бить?
Ярослав встал, но его качнуло, и он повалился обратно. Арнольд подумал пару секунд, потом вышел. А вернулся действительно с Крабом. Они без лишних слов взяли Ярослава за руки и повели в коридор. Как арестанта. Но Ярославу было уже всё равно, он только старался не упасть. У лестницы их ждала Вера Ивановна. Она кивнула им головой, и они пошли на второй этаж. Впереди — воспитательница, за ней — Арнольд, Краб и Ярослав между ними. Пройдя в конец коридора, Вера Ивановна достала из кармана ключ и открыла ободранную дверь. Ярослав знал, что за ней находится заброшенная ванная комната, поэтому в животе у него сразу похолодело.
— Ну что, Снежинский, обед для тебя отменяется. Пока посидишь тут, подумаешь, как можно, а как нельзя со взрослыми разговаривать, — Вера Ивановна показала в комнату рукой. Там не было ни окна, ни лампочки, а было абсолютно темно и пахло пылью. Сюда составляли вёдра для мытья пола, тазы, швабры, сломанные табуретки и прочую рухлядь. И сейчас свободное место осталось только у самой двери. На нём можно было стоять или сидеть, но всё равно было бы тесно.
Ярослав дёрнулся, страх прибавил ему сил:
— Нет, я не хочу! Давайте, я лестницу помою или хоть весь дом, хотите? Или давайте я здесь в коридоре буду стоять, хоть всю ночь до утра!
— Ты будешь стоять там, где я тебе скажу, — объяснила Вера Ивановна и с интересом посмотрела на Ярослава. — А что, темноты боишься?
Ярослав хотел сказать “нет”, но слова застряли в горле, а на глаза навернулись слёзы.
— Боишься, — кивнула Вера Ивановна, решительно взяла Ярослава за локоть и толкнула в комнату.
— Пустите, — закричал Ярослав, поворачиваясь, но дверь перед ним захлопнулась. — Откройте!
— Будешь кричать или стучать, просидишь вдвое дольше, — сказала за дверью Вера Ивановна, запирая его на ключ.
Ярослав сел на пол, прислонившись к двери. Глаза постепенно привыкали к темноте. Она стала казаться не абсолютной, а то скручивалась сгустками, то разрежалась, как старая материя… Предметы вокруг стали незнакомыми и пугающими, нагромождение вёдер представилось Ярославу покорёженной машиной. Точно такой же, какую он видел тогда, зимой. И, как тогда, было холодно. Тут не пахло кровью, а пахло пылью, ветхими тряпками и ржавчиной, но стоило Ярославу пошевелиться, как он чувствовал, что он не один в этом сумраке, что здесь определённо есть кто-то ещё, может быть та самая чёрная собачка, а может, тот самый незнакомый человек. Ярослав закрыл глаза, но всё равно видел его согнутую фигуру, неестественно длинные руки и, как ему казалось, даже лицо. Кому принадлежало это лицо, было неясно, зато совершенно определённо просматривался на нём дикий, животный ужас… Человек мог подойти к нему абсолютно незаметно и сделать всё, что хочет… Никто не поможет, никого вокруг нет. Ярослав изо всех сил прижался к двери и понял, что он весь мокрый от пота и слёз, непроизвольно текущих по щекам. Страх охватил его полностью, сердце билось где-то в горле, руки и ноги стали чужие. А человек всё приближался и приближался. Ярослав не выдержал: закричал, заплакал в голос, стал стучаться в дверь и просить выпустить его оттуда, а потом мир вокруг начал распадаться на отдельные кусочки, которые бешено вращались и, сталкиваясь, разлетались в разные стороны, потом они исчезли, но остался шум. Он не исчезал слишком долго…