В 1895 – 1896 годах двадцатилетний Луначарский слушает в Цюрихе курс Авенариуса по психологии и участвует в двух его семинарах – по философии и биопсихологии. «В лекциях, трудах и на семинарах Авенариуса, – писал Луначарский впоследствии в „Автобиографической заметке“ (1907), – я нашел определение основ моего философского миросозерцания. Особенно интересны и важны были для меня те стороны учения Рихарда Авенариуса, которые давали обоснование биологической теории оценки. Теория элементов и характеров, экономический закон в познании и эстетике, теория аффекта пола – все это было откровением для меня. Широчайшие перспективы начали открываться передо мною, я предугадывал синтезы, наполнявшие меня счастливой тревогой. Не имеют ли все оценки: грубо чувственные, утилитарные, эстетические, этические – один и тот же корень? Не разновидность ли это единой биологической оценки – начало которой в способности нервной клетки к положительным и отрицательным ощущениям и разряжениям, а вершина – дуализм зла и блага? Не открывает ли именно эстетика самой глубокой сущности биологического факта оценки? А подходя с этой точки зрения к моей „вере“, к научному социализму, я уже предчувствовал, что он неразрывно связан в плоскости оценки и идеала со всем религиозным развитием человечества, что он самый зрелый плод этого дерева, разросшегося все из того же корня – первоначальнейших страдания и наслаждения. Все важнейшие вопросы, ответить на которые я считаю делом моей жизни, наметились для меня уже тогда, т.е. в 1895 – 96 годах»[13].
Позже в автобиографии (1926) Луначарский, отмечая большую роль П.Б. Аксельрода в деле усвоения им марксизма, который, по признанию Луначарского, был у него к тому времени засорен стремлением примирить учение Маркса с учением Спенсера, писал: «Но, в то же время, не менее сильное влияние, чем Аксельрод, оказывало на меня учение Авенариуса, казавшееся мне естественным гносеологическим дополнением к марксизму. К тому же времени относится мое знакомство с Плехановым. Под его влиянием я занялся изучением великих немецких идеалистов и Фейербаха, но, несмотря на его строгую критику, остался и учеником Авенариуса. Некоторая слабость его критики объяснялась тем, что сам он с философией Авенариуса был знаком весьма поверхностно»[14].
Сама возможность увлечения Луначарского философией чистого опыта объясняется, помимо всего прочего, тем, что объективно с критикой воззрений Маха и Авенариуса со стороны материалистов, как выражался В.Д. Бонч-Бруевич, «несомненно было сильно опоздано»[15]. В.Д. Бонч-Бруевич свидетельствовал об определенном равнодушии тогдашних социал-демократических теоретиков к распространению махистских идей. В эмигрантских кружках в начале 90-х годов, на рефератах в Цюрихе, Берне, Женеве не раз ставились вопросы о философии Авенариуса. Но ни Плеханов, ни Л.И. Аксельрод (Ортодокс), ни Роза Люксембург (она жила тогда в Цюрихе), ни Я. Тышка (Грозовский) на такие вопросы обыкновенно не отвечали. За десять лет – с 1896 (в этом году Авенариус умер) до 1905 – социал-демократами не было прочитано ни одной лекции об Авенариусе, а многие его слушатели и ученики, главным образом из числа русских студентов, «делали свое дело, энергично транспортируя в Россию идеи новой философии»[16].
Обучаясь в Цюрихском университете, Луначарский пришел к выводу, что ему удалось привести в полное согласие «наиболее последовательный и чистый вид позитивизма с философскими предпосылками Маркса». Эмпириокритицизм Луначарский воспринял в качестве «самой лучшей лестницы» в философии к «твердыням, воздвигнутым Марксом»[17].
Философией Луначарский продолжал заниматься и по возвращении в Россию – в московской Таганской тюрьме, в Киеве (1899), где прочитал несколько рефератов на философские темы, во время ссылки в Калугу (1901) и особенно во время вологодской ссылки, когда основным объектом его критики стало религиозное поветрие среди бывших «легальных марксистов», выступивших со сборником «Проблемы идеализма»[18]. В Вологде в это время среди довольно многочисленной группы ссыльных (А.А. Богданов, Б.В. Савинков, А.М. Ремизов, П.Е. Щеголев, С.А. Суворов и другие) находился и склонявшийся тогда к идеализму религиозного толка Н.А. Бердяев. Стремясь противостоять его сильному влиянию, Луначарский, по его собственному свидетельству, «выступал в качестве главного застрельщика борьбы против идеализма»[19]. В публикациях, относящихся к этому времени, он проявил себя как решительный пропагандист идей эмпириокритицизма, которым он все более придавал богостроительскую окраску.
18
См.: