– Благодарю вас, князь, за столь лестную оценку более чем незначительных моих стараний…
Ротмистр улыбнулся так приятно, что барышня у окна, то и дело стрелявшая в него глазками, заулыбалась тоже.
– Ваша скромность делает вам честь. Значит, я не ошибся… Тогда, если позволите, изложу причину, по которой вынужден искать вашего участия.
От таких слов Шереметьевский должен был расцвести. Но опять же не был барышней. А им только дай расцвести: расцветут так, что только держись. Начальник сыска всего лишь обратился в слух.
Дело оказалось вот в чем. Одна «добрая знакомая» ротмистра, имя которой из вежливости не было названо, но Шереметьевский прекрасно понял, о ком идет речь (потому что об их «знакомстве» сплетничала вся столица), милая барышня, блестящий талант и бесподобная актриса, попала в чрезвычайную ситуацию. Ей поступили угрозы.
– Угрозы? – переспросил Шереметьевский, так добрая борзая делает стойку на зайца. – Какого рода угрозы?
– Не могу знать, Леонид Алексеевич. Угрозы настоящие, нешуточные. Что-то вроде письма или записки, которую подбросили.
– Чем же мадемуазель… – тут Шереметьевский запнулся, чуть было не брякнув вслух имя, которое не следовало называть, – …вашей знакомой угрожают?
– Ей угрожают смертью! – патетическим шепотом сообщил ротмистр. – Представьте, как бедняжка испугалась. Буквально не находит себе места, хочет бежать из Петербурга и вообще может потерять голос.
Сказанного было достаточно. Козни и интриги, ох уж этот театральный мир! К счастью, дело оказалось куда проще, чем могло быть. Уж это Шереметьевский расщелкает, как лесной орех.
– Вот, значит, как! – строго и внушительно сказал он, как и полагается настоящим защитникам барышень, у которых есть высокий покровитель. – Угрожать вздумали! – Тут он многозначительно сжал кулак и даже повел им. – Ну ничего, получат, что полагается! Дело, конечно, не простое, трудное дело, опасное. Но вы, князь, можете быть покойны: костьми ляжем, а не позволим с ее головы волоску упасть. Проучим негодяев, чтоб неповадно было угрозы подбрасывать!
– Как приятно, буквально сняли камень с души, – отвечал ротмистр со вздохом облегчения. – Но подумать не могу, чтобы вы сами занялись поиском этого преступника. Не приму такую чрезмерную жертву от вас. Есть кто-то надежный, кому можете поручить деликатную миссию?
– Есть такой надежный! – заявил Шереметьевский.
– Полностью доверю вашему выбору.
Ротмистр встал, показывая, что рандеву окончено. Шереметьевский торопливо поднялся, успев поймать падающий стул.
– Благодарю, Леонид Алексеевич, за вашу доброту и отзывчивость, – сказал ротмистр, пожимая ему руку. – Так значит, когда ваш человек сможет заняться этим делом?
– Прибуду в управление, сразу отправлю. Непременно!
– Рассчитывайте на мою дружбу. Только прошу об одном: неприятный факт должен остаться сугубо между нами.
Шереметьевский обещал умереть, но тайну не раскрыть. Разве можно раскрывать интимные тайны таких людей, которые обещают свою дружбу, а вместе с ней и головокружительные перспективы карьеры.
4
Пристав переживал странную смесь любопытства и разочарования. Впервые оказавшись на сцене, он посматривал вокруг себя и в пустой зрительный зал.
Сколько раз, сидя в кресле, Левицкий смеялся, грустил, радовался и даже разок всплакнул, испытывая эмоции, которым нет места в серости жизни. Он не жалел аплодисментов актерам, а когда бывал без жены, подносил актрисам корзины цветов. Но сейчас, оказавшись по другую сторону рампы, увидев изнанку театра, голые стены, ободранные и немытые, веревки и штанги, на которых крепились подвесные декорации, и клееные рамы самих декораций, потертые доски сцены с множеством шляпок вбитых гвоздей, вдруг ощутил, что его нагло обманывали. Не лучше шулера, который сдает карту, которую хочет. Не потому, что в пьесах все фальшь. А потому, что его заставляли плакать над бутафорской смертью или любовью. Из зала они казались настоящими. Со сцены открылись враньем.
Открытие раздражало. Как любое исчезновение иллюзий. Как будто он сам позволял делать из себя дурака. Пожалуй, теперь в театр не скоро пойдет. Левицким окончательно овладело дурное настроение. На лице у него застыла презрительная мина, с которой он прошелся по сцене.
– Ну и что устроили за представление, Георгий Александрович?
Вопрос обращен был к владельцу и создателю «Аквариума» Александрову, который с растерянным видом ходил кругами по сцене.
Хозяин 1-го полицейского участка и хозяин театра давно знали друг друга. Знали как облупленных. Левицкому был обеспечен бесплатный вход на любое представление, хоть в саду, хоть в каменном театре. За что Александров получил поблажки за мелкие проступки и шалости, без которых коммерческое дело в России не устоит. А частный театр тем более. Левицкий, сам будучи «из простых», с уважением относился к тому, чего Александров добился трудом и талантом, не воруя и не живя на казенные деньги. Придя в Петербург из деревни, начав кухонным мальчишкой в ресторане на Невском, Александров умом и усердием сколотил состояние. Но главное, для развлечений публики открыл один за другим театры «Ливадия», «Аркадия» и, наконец, «Аквариум», его гордость.