— Так я и знал! — вырвалось у меня. — Идиотский «Некрономикон»! Дурацкий выплеск темной энергии! Кретинские датчики! Тебя послали меня перехватить?
— Перехватить беса Адольфа и помешать ему творить козни против рода человеческого, — отчеканил серафим-мечник и тут же спохватился: — Так что же, ты и есть Адольф? То-то я гляжу — рога! У-ух! — Он снова схватился за свой меч.
— Ну тихо! Тихо! — воскликнул я. — Может, Адольф, может, и не Адольф. Как угадаешь? Ты ведь не хочешь казнить невиновного?
— Строжайше запрещено, — подтвердил Витольд Благородный. И задумался. — С другой стороны, хороший бес — мертвый бес! — Он опять обрел уверенность и крепче сжал меч. — Готовься к смерти, отродье!
— Не подскажете, сколько сейчас градусов ниже нуля? — быстро нашелся Петро.
Серафим вздрогнул.
— Опять! Хватит! — жалобно попросил он. — Не сбивайте меня с толку! О, глупые люди, я ведь для вас стараюсь!
Глупые! На себя посмотрел бы. Я лихорадочно соображал. Так, так… Слабоумный благородный серафим. Не лучший противник. Но и не худший, конечно. Хуже было бы, если бы против меня послали не этого железного мастодонта, а ангела-спецагента.
Ну немного поднапрячь мозги…
— Послушай! — начал я. — Ты выполняешь задание?
— И выполню! — поспешно выпалил серафим.
— Допустим, я на самом деле тот, кто тебе нужен…
— Что-о?!
— Я сказал: допустим! Я же сказал…
— Ладно, ладно… Говори дальше, низкое создание.
— Допустим… допустим, что я на самом деле бес Адольф. Исчадие ада, отродье преисподней, низкое создание. Но ведь я тебя спас от нападения нечисти! Я их прогнал, так или не так?
— Так… — напрягся Витольд.
— Выходит, я совершил благородный поступок? Выходит или не выходит?
— Выходит…
— И это несмотря на то что я, по твоим словам, бес, бесчестный каверзник. Какой бы я ни был, но я тебе помог. Правильно?
Светлый рыцарь напряженно следил за ходом мысли, тер стальной перчаткой лоб.
— И как можешь ты, Витольд Благородный, боевой серафим-мечник, Светлый рыцарь, на добро отвечать злом? — пафосно закончил я.
— На добро злом? — встрепенулся Витольд. — Никогда! Я сам себя зарублю, если только допущу малейший проблеск мельчайшей мысли…
— А ты именно на добро именно злом и пытался ответить, — заключил я, втайне надеясь на то, что серафим прямо сейчас поступит так, как и обещал: тут же зарубит самого себя.
— Я?! Никогда!
— Свидетели? — возвысил я голос.
— Да! Да! — загомонили Карась и Огоньков. — Было дело! На такое добро и таким злом! Позор!
Серафим побагровел.
— Никто не смеет обвинять Светлого рыцаря в бесчестье!
— Ну заруби нас! — отчаянно крикнул я, несмотря на протестующую жестикуляцию Петро и комиссара. — Заруби, гад! И покрой собственное преступление против морали и совести… еще большим преступлением. Руби!
Руки серафима Витольда бессильно разжались. Меч беззвучно рухнул в снег. Светлый рыцарь обвел присутствующих жалобным взглядом. На мгновение мне показалось, что он сейчас расплачется.
— Да я ж… на добро злом… — промямлил он, совершенно угасая. — У меня благородство в крови…
— А ежели благородство… — начал было Карась, но я прервал его, категорическим жестом указав: молчи!
Серафим, убитый горем, присел на корточки и, обхватив руками белокурую голову, раскачивался, мыча что-то тоскливое. Кажется, он полностью уверился в том, что безвозвратно запятнал свою честь, и все еще колебался относительно идеи о немедленном харакири, не видя иного способа смыть позор. Подлить, что ли, масла в огонь, добавив, что зафиксировал его падение не кто-то там, а настоящий бес? Я, конечно, человеколюбив, но сотрудников конкурирующей организации не перевариваю органически. Пусть, орясина, помучается, глядишь, и правда совершит у всех на глазах акт показательного самоубийства…
Но только я открыл рот, как комиссар Огоньков завопил:
— Я придумал!
— Что придумал? — живо заинтересовался Карась.
— Я придумал, как все уравновесить, — с достоинством сказал комиссар. — В общем, так. Адольф выручил Витольда, а Витольд за это отпустит Адольфа восвояси. И честь спасена!
— Нет, не могу… — уныло проговорил Светлый рыцарь. — Я лучше покончу с собой… и с бесом заодно, но задание все-таки выполню.
Этот вариант мне понравился. С тем только условием, что Витольд начнет осуществление своего плана с самого себя.
— Да нет, не совсем отпустить! — воскликнул товарищ Огоньков. — А как бы… дать ему фору! Ну, скажем, отвернуться, а мы пока убежим. А вы, товарищ феодал, будете нас искать.
Я свирепо посмотрел на торжествующего комиссара. Идиот! Еще бы немного дожать, и Витольд спекся бы окончательно. К чему эти салочки? А если серафим-мечник меня снова догонит, ничего уже не будет ему мешать отрубить мне голову к едрене фене.
— Остроумны твои слова, — несколько оживился рыцарь. И поднялся на ноги. — Бегите, несчастные, я обещаю не смотреть, куда вы побежите.
Ага, а следы на снегу он тоже обещает не замечать?
— Нет, так не пойдет, — встрял я.
— А как пойдет? — спросил серафим.
— А вот так. Ты встаешь лицом во-он к тому дереву, закрываешь глаза и медленно считаешь… до ста. А пока ты считаешь, у нас есть время отбежать на приличное расстояние.
— До ста? — задумался Светлый рыцарь. — До ста я, наверное…
— А до скольки сможешь?
— Ну… до десяти. До двенадцати даже.
— Так. Десять раз до десяти. И не подглядывать!
— Хорошо, — кивнул Витольд.
Он подобрал меч и дошагал до указанного мною дерева. Принял классическую позу водящего в прятках и невнятно загудел:
— Один… два… как там дальше? Три…
— Стоп, стоп, стоп! — прервал его я. — Что же это получается? Я тебя честно спас от неминуемой смерти, а ты жульничаешь?
— Я-а? — возмутился серафим-мечник, поворачиваясь и снова хватаясь за меч. — Как ты, козлиная твоя харя, смеешь такое говорить?!
Карась и Огоньков хлопали глазами.
— Жульничаешь, жульничаешь, — подтвердил я. — Допустим, глаза ты закрыл, но ведь ты можешь следить за мной с помощью врожденной магии!
— Могу. Но не буду. Потому что я честный и благородный! Потому что я серафим-мечник Витольд!
— Мало ли что. А я тебе не верю.
— А ты не смеешь мне не верить!
— А я все равно не верю. Да не кипятись! И засунь куда-нибудь проклятую свою железяку. В ножны, например. Я кто? Бес — и, значит, мне свойственно все подвергать сомнению. Делаем так, чтобы все было правильно: ты накладываешь на самого себя заклятие, чтобы, скажем, на полчаса стать обычным человеком. Отключи, другими словами, орган магического восприятия действительности.
— Чего?.. А-а… А если ты меня сзади ножиком пырнешь?
— Не пырнет, не пырнет! — наперебой загомонили матрос с комиссаром, а Огоньков даже добавил:
— Я лично прослежу.
— И потом, — добавил я, — хотел бы я тебя убить, так не стал бы заступаться и нечисть прогонять. Логично?
Светлый рыцарь-паладин Витольд Благородный надолго задумался, потом как-то неуверенно проговорил:
— Ну… логично…
— Выполняй!
Он тяжело вздохнул, сунул меч под мышку и зашептал что-то, потирая ладони друг о друга. Вокруг его рук, как в поле статического электричества, слабенько зажглось голубоватое сияние.
— Аминь! — внятно завершил он формулу заклятия.
Меня слегка передернуло. Но это была просто реакция на чуждую энергетику. А результат действий рыцаря, надо сказать, превзошел все мои ожидания. Витольд Благородный как-то очень заметно потускнел и постарел, даже, кажется, стал ниже ростом… Крылья его поблекли и теперь казались не частью тела, а чем-то вроде театрального реквизита.
— Как отвратительно я себя чувствую, — хрипло проговорил он.