— Я Адольф!!! Вы что, гады, издеваетесь надо мной?!
— Настоящий Адольф никогда нас гадами не обзывал, — дрогнула голосом Анна.
— А как вас еще назвать?! Блин, развяжите, прохиндеи, дышло-коромысло, в бога-душу, шурум-бурум, коренной с пристяжкой!
— Вот так загнул! — восхищенно проговорил Карась.
Огоньков поморщился. А Анна мотнула головой и тихо произнесла:
— Настоящий Адольф в этом случае сказал бы: «огненные вихри преисподней». Или «псы чистилища»…
Я аж задохнулся от возмущения. Из горла наружу рвались еще многие и многие выражения, никогда мною не употребляемые, вроде «через драную уздечку аллюром в три подковы» или «мерин сиволапый», но я плотно слепил губы и зарычал, заглушая в себе отголоски личности желтого комдива.
— Рычит! — испуганно сообщил Огоньков.
— Сам слышу, —ответил Карась.-Вы, Василий Иваныч, успокойтесь…
Не следовало ему говорить мне это. Услышав «Василия Иваныча», я разинул рот и поразил слух присутствующим таким отборным речитативом, что Карась застыл словно изваяние, а Огоньков опрокинулся навзничь. Анне повезло больше. Она успела заткнуть уши.
Заткнулся я только тогда, когда Карась, по опыту зная, как прекращать подобные истерики, ловко закинул мне в рот уцелевшую картофелину. А откуда у них картошка? Я думал, военнопленных никчемными отбросами кормят. А откуда у них святая вода?.. Пока я, ожесточенно двигая челюстями, пережевывал кляп, Петро осведомился:
— Ну что, убедились?
— Слышали, товарищи? — хлопнул себя по коленкам Огоньков. — Какие будут предложения?
— А чего там предлагать? — отмахнулся Карась. — Надо делать, как Анна сказала! Времени нету!
— А как Анна сказала? — насторожился я, выплюнув остатки шелухи.
— Как бы хуже не было… — проговорила Анна. — Мы же не специалисты…
— Куда как хуже… — проворчал Петро. — Надо нашего Адольфа возвращать, вот что. К восстанию все подготовлено. Оружие, боеприпасы, продовольствие на тот случай, если придется выдерживать осаду в этом подвале. Хорошо, что, захватив в плен леших, оборотней и домовых, легионеры Барона не смогли поймать русалок. А те, испортив канализацию для удобства, по водопроводным трубам спокойненько передают нам все что нужно. Огоньков неистовыми лекциями поднял боевой дух пленных… Они только для профанации, ядреный штурвал, плакали и выли. Но теперь пришло время оставить слезы!
— Я придумал лозунг: Ленин умер, но дело его живет! — застенчиво признался товарищ комиссар.
— Нам только лидера не хватает! И не какого-нибудь бешеного Чапаева, а нашего родного, старого доброго Адольфа! — закончила Анна. — И поэтому мы сделаем то, что должны сделать.
— Что вы задумали?! — завопил я.
— Я, пожалуй, согласен, — сказал Огоньков. — Предложение товарища Карася не лишено смысла. А ты, Анна? Твое ведь предложение-то…
— Не знаю… А если не получится?
— Вы можете мне объяснить, что собираетесь делать?
— У нас картошка еще есть? — обвел взглядом Анну и Огонькова Карась. — А то отвлекает.
— Нет больше, — ответил товарищ комиссар. — Могу пожертвовать портянку.
— Не-э-эт!..
— Вот и помолчи в таком случае. Итак, Анна?
— Может помочь одна штука, — неуверенно выговорила зеленоволосая кикимора. — Среди вас, людей, широко известно такое заболевание, как одержимость бесом. А представители Темных народов иногда заболевают одержимостью человеком. Редко, но бывает. Ужасное заболевание! Создание Тьмы напрочь забывает исконную свою сущность, ведет себя как самый настоящий человек, чурается соплеменников. Представляете? Лешонок садится завтракать и вдруг опрокидывает миску с вкуснейшими земляными червями, рыдает, требует молока с малиной и прочую гадость, родную маму пугается, кричит на нее: «Чур, чур меня! Уйди, нечисть!»
— И каково лечение? — деловито осведомился Огоньков.
— Проводится обряд изгнания человека, — ответила Анна. — Так же как и людей лечат от одержимости бесами: святой водой, ладаном и молитвами, только у нас все наоборот. Нужно заболевшего опрыскать крысиной, извините, мочой, окурить дымом лебеды и, обложив конским навозом, прочитать заговоры изгнания.
Меня затошнило. Я хотел было громко протестовать, но, вспомнив о портянке Огонькова, воздержался. Портянка, наверное, посильнее крысиной мочи будет… не говоря уж о навозе.
— Да, серьезно, — покачал головой Карась. — Попробуем?
— А это ему не повредит? — спросил Огоньков.
— Конечно, повредит! — вырвалось у меня. — Тебя бы крысиной мочой!
— Н-не должно повредить, —замялась Анна. — Если мы, конечно, не ошибаемся относительно состояния Адольфа. Мы ведь так мало знаем об эффектах перемещения и о колдовстве Черного Барона в принципе.
— Гады! Сволочи! Коновалы! — неожиданно снова взорвался я. — Вы же меня покалечите своей народной медициной! В три аллюра, в три уздечки мать! Остановитесь! Жеребать вас… в попоны!
Анна, Огоньков и Карась — все трое — содрогнулись.
— Не ошибаемся, — сказал за всех Карась. — Батюшки, какой же это Адольф? Вы только послушайте, какими он словами… Уф…
— Это не я — словами!.. Как же вам объяснить, дуралеям? Это личность Чапаева во мне говорит!.. То есть… Тьфу!
— Что и требовалось доказать! — поднял указательный палец Огоньков.
— Начинаем, — кивнул Карась. — Конского навоза ' я хоть сейчас найти могу, нас им поганые легионеры ради забавы забрасывают. Лебеду закажем русалкам, через минуту у нас лебеда будет… подснежная, перепревшая, духовитая!
— На мне крысиная моча, — заявил Огоньков. — Э-э… в смысле я достать ее могу. В подвале крыс видимо-невидимо. Анна?
— Заговоры изгнания я знаю.
— Отлично.
— Не-э-э-эт!
— Портянку! — скомандовал Петро, и товарищ комиссар с готовностью стащил с ноги сапог.
— Молчу, молчу…
И тогда в дверь забарабанили.
— Держать дверь! — мгновенно отреагировал Петро.
Все военнопленные — числом более сотни — рванули к двери и встали под ней нерушимой стеной. Да, хорошо поднят боевой дух!
— Открывайте! — неслось из-за двери, в которую к тому же с внешней стороны колотили прикладами. — Да что там происходит! Отдайте Чапаева-Адольфа! Третье перемещение завершено! Грядет указанная пророчеством смертельная битва! — Кажется, это кричал Филимон.
— Бу-удет вам сейчас битва, — пропыхтел Огоньков. — Вот только расколдуем нашего командира.
— Адольф, ты там, коллега? — надрывался Филимон. — Что они с тобой сделали? Вылезай побыстрее, а то я Барону пожалуюсь!
Я лихорадочно соображал. Н-да, положеньице. Мои друзья хотят мне добра, только что изо всего этого получится? Я ведь не одержим человеком, моя ситуация гораздо сложнее. Какими окажутся последствия обряда? Ох уж мне эти доморощенные средства… Что будет, когда примитивное колдовство малых Темных народов вторгнется в опутавшие мое сознание тончайшие магические нити могущественного артефакта — Кристалла Перемещения? Да ведь это как пытаться излечить компьютерную систему от поразившего ее вируса посредством молодецкого удара дубиной по жесткому диску! Убьет меня этот обряд! Помогите мне кто-нибудь! Помогите! Принять мучительную смерть от собственных друзей — что может быть хуже?
Примерно так кричал я все время, пока шла подготовка к обряду. Мысленно кричал, а не вслух, потому что во избежание очередного ненормативного выступления мне все-таки накрепко залепили рот кляпом, состряпанным из носового платка Анны. Я, конечно, возмутился и хотел было воспротивиться, но вредный Огоньков злорадно продемонстрировал свою портянку, и мне пришлось сдаться и покорно открыть рот. Уж лучше платок… Тут я вспомнил о своем заблудшем сынишке и снова залился слезами. Нервы мне точно надо будет подлечить! Ах Васенька, Васенька, кровинушка моя! Как сурово с тобой обошелся проклятый Фридрих! И ведь если бы не познавательные туры в наш мир, ты бы так и жил в параллельной реальности, мучаясь ночными кошмарами и пониманием, что не знаешь, кто такой на самом деле… Многократные паломничества на родину разбудили твое подсознание, заставили все вспомнить… Ах Васенька, дорогой мой! Вот интересно, на сколько миллионов мне набежало алиментов за столетия разлуки с супругой Гельдой?