Дима оценивающе оглядел девушку:
— Ну тебе-то в любом случае незачем беспокоиться – как до гренадера, так и до Афродиты расстояние одинаковое.
Струны самолюбия оскорбленно зазвенели.
— Тогда пари? — предложила Оля, когда смех стих. — Или страшно, после кубинца-то. Кто ты там? Чемпион Европы, я слышала? С призером России, не низко будет встретиться?
Именинница попыталась вмешаться в разговор, но азарт и тщеславие блеснули в глазах чемпиона.
— Призер России? – повторно скользнул он взглядом по девушке – фигуристая, но подтянутая в самом деле. — Что-то я тебя ни разу не видел нигде.
— Ты следишь за женскими соревнованиями?
— Еще чего, какие из баб бойцы… Так значит ты мне вызов бросаешь, при всех? По серьезу?
Оля взяла со стола белый фантик.
— Альтернатива перчатке, — пояснила она и, скатав, бросила в лицо. К всеобщему удовольствию, Дима поймал его на лету. — К твоему сведению, на ринге нет баб и нет мужиков. Там бойцы. Значит так, условия, — Оля протянула руку. — Я тебя укладываю на обе лопатки, ты ведешь меня на свидание в ресторан. Ты меня…
— Лечение за свой счет, — довершил Дима, и девушка сморщилась от стального рукопожатия. – Никитыч, разбей.
***
Через неделю личный тренировочный зал в доме Богова был забит до отказа: настроение царило воодушевленное, взгляды горящие, смартфоны наготове. Кто-то из пришедших, чтобы с пользой провести время, жал от груди, кто-то висел на турнике, иные даже подтягивались. Внимание женской аудитории было отдано по пояс обнаженному Диме – под эпичные биты он разминался, в «челноке» рассекал кулаками воздух, устрашающе раздувал ноздри и шумно выдыхал, как жаждущий боя бык. В одиннадцать явился соперник - в черной, с глубоким капюшоном и по самый пол накидке.
— Ты больная… Последний раз говорю, откажись, — поправлял бинты на пальцах Дима. – Покалечу ведь, и апельсины в больничке есть не сможешь.
Оля откинула капюшон и под бурный свист и улюлюканье тряхнула вьющейся русо-золотой гривой. В макияже Клеопатры Дима не сразу узнал девушку, что бросила вызов, а когда признал, в очередной раз подивился женской логике и ставке на красоту.
— Серьги снимай, — сказал он. – Сорвешь.
— Вряд ли, – сверкнула взглядом из-под огромных ресниц Оля и кинула Никитычу флэшку. – Для настроения. Не против?
Дима развел руками. Он успел поспорить с Никитычем, что девушка не явится и в последний момент сообщит о плохом самочувствии или смерти любимой кошечки. Теперь Оля стояла перед ним и выглядела вполне уверенной.
Когда из динамиков полилась протяжная музыка, и певец со сладким придыханием томно заголосил, переглянулись и захихикали все.
— Это что? – пронеслось в толпе. — Арабская какая-то хрень? Или турецкая…
— Межансе, — стрельнула взглядом Оля и скинула накидку. Если при разминке Богова страдала женская половина зрителей, то теперь одобрительным свистом отозвалась мужская аудитория.
Де-юре Оля не была голой — цепочки, веревочки и браслеты в великом множестве позвякивали на руках и ногах, спереди и сзади струились полосы розового полупрозрачного шифона, а стразовый орнамент прикрывал те же места, что фиговые листочки на изображениях библейской Евы. Де-факто, даже для приватного восточного танца костюм был слишком откровенен.
Гипнотически вязкими и тягучими движениями смуглого тела внимали молча. Когда мелодия взяла бешеный ритм, а неторопливые волны живота и точеные восьмерки бедрами сменились трясками, во время которых подпрыгивали и шелестели оборки и украшения на самых пикантных местах, заверещали все. Дима, осознавший розыгрыш, не нашел ничего другого, кроме как сесть по-турецки и наслаждаться устроенным представлением — взгляд с кошачьей стрелкой был направлен лишь на него.
— Держись, Диман! Не поддавайся на провокации! – неслось со всех сторон.
«Шехразада, мать ее…», — думал про себя он и качал головой — в такой авантюре ему еще не приходилось участвовать. Девушка была эффектна, но недалекого ума, если решила, что после обнаженных плясок он кинется к ней с розами.
На последнем звуке Оля с чарующей улыбкой вытянула вперед ножку и коснулась плеча снисходительно улыбающегося бойца. Звякнули браслеты, нос защекотал аромат цедры или корицы – чего-то восточно-терпкого, но приятного. После поворота, Оля повторила движение другой ногой, но толкнула в разы сильнее. Музыка смолкла.
В воцарившейся тишине с достоинством джоржоневской Юдифи, Оля грациозно и гордо поставила ножку на грудь поверженного Олоферна — обе лопатки Димы были прижаты к полу. Триумф достойный полотна Третьяковки.