2
В такой помпезно богатый особняк он попал впервые. Тогда, через окно, он мог наблюдать лишь за половиной зала, да и то видел не обстановку, а людей, и особенно - Лену. И существовали они как бы отдельно от всего вокруг них.
Сейчас же он стоял без куртки, без кепки, без кроссовок, с руками, защелкнутыми сзади в наручники, и дивился богатому убранству. Гнутая, явно ручной работы мебель с позолотой, стоящая вдоль стен, диван и стулья, обитые гобеленом с ярким рисунком сцены средневекового рыцарского турнира, длинный стол, крытый зеленым сукном и стоящий на двух мощных резных тумбах, телевизор с метровым экраном по диагонали, вавилонская башня музыкального центра. Стены обиты шелком с постоянно повторяющимся сюжетом любовного свидания дамы в длинной, до земли, юбки и бравого офицера при шпаге на боку. Снизу, от выложенного узором паркетного пола, стены осветлялись полуметровой высоты полосой из дерева. Венчали зал две огромные, чересчур великоватые для комнаты хрустальные люстры.
Иванов, наверное, уже видел в своей жизни дома новых богатеев, потому что стоял с безразличным видом и беспрерывно удерживал взгляд на огромном букете роз, стоящих в вазе в углу зала.
За столом с видом судьи восседал крупный мужчина в хорошо пошитом синем, с прожилкой, костюме и смотрел на гостей в носках, словно на обвиняемых, которым за их прегрешения грозит смертная казнь, - с любопытством и слегка снисходительно. Любопытство было от того, что эти двое могли узнать, что такое смерть, раньше него, а снисхождение - от ощущения своего превосходства.
- Что, Гришутка, совсем обеднел? - заметил он дырку на левом носке Майгатова.
- Какой я тебе Гришутка? - огрызнулся и тут же обвел взглядом остальных.
Телохранители, три бугая с шеями толще головы, напряглись, Эдуард, сидящий на диване с опухшей скулой, удивленно посмотрел на шефа, Сальваторе качнул животом и полез к книжной полке за словарем, чтобы узнать, как переводится странное слово "гришутка", Анна подошла к главарю и мягко положила ему руку на плечо.
- А я, грешным делом, думал, что ты подох. После такой инфекции...
- А я думал, ты... Ошибся, видно. Одну бородавку-то, наверно, и срезало взрывом, - только сейчас он заметил, что нет на лбу черной точки лишь легкий, еле заметный шрамик.
- Какой же ты некультурный! Залез в чужой двор, пытался разузнать наши секреты, может, даже украсть что-нибудь - и хамит. Может, тебя еще и премировать за покушение на частную собственность, а?
Иванов незаметно толкнул его ногой. Ничего хорошего за такой перепалкой не могло последовать.
- Мы всего лишь заблудились в лесу. Возвращались с прогулки и заблудились, - сказал Иванов. - Ваши действия противоправны.
- Ха-а! Заблудились! А, может, вы на меня хотели покушение устроить? наклонился главарь вперед, состарив крупное, квадратное лицо морщинами на лбу.
- У нас нет оружия, - спокойно отпарировал Иванов.
- А это что? - пальцем показал он на сумку.
- Мы нашли это в лесу.
- Лазерный сниматель звука со стекла - и в лесу?
- А что тут такого? Угнанные машины бросают - и ничего, никто не удивляется... Я требую связать меня с моим адвокатом, - соврал Иванов, у которого никакого адвоката никогда не водилось, но уж очень весомо всегда звучала эта фраза с экрана телевизора, когда видеомагнитофон терпеливо крутил в своем черном стальном теле какой-нибудь американский боевичок.
- Адвоката тоже в лесу искать нужно? - хриплым, сдавленным голосом съязвил главарь.
- Микеле, а чтьо такойе - "гришю-ютка"? - влез толстый итальянец.
- Это примерно то же самое, что и дебил.
Майгатов шагнул навстречу и тут же ощутил стальную хватку на своем предплечье. Сзади чесноком сопел телохранитель.
- Сам ты дебил! - если уж не ударил, то хоть крикнул он.
- Сво-о-олочь! - со звериным рыком вскинулся Эдуард, подбежал к Майгатову и со всего размаху ударил кулаком в грудь.
И сел на корточки с еще более звериным воем. Все посмотрели на блюдце лысины, прикрывающее его маленькую, коротко стриженную головку.
- Ой, мамочка! Я пальцы сломал! - и с бесконечным причитанием: "Сломал, сломал, сломал" выбежал из комнаты.
- Что?! Что такое?! - вскочив, вращал выпученными, рачьими глазами главарь.
- На нем бронежилет, - мрачно и очень спокойно пояснил самый низкий из телохранителей, явно их старший.
- А поч-чему не сняли?! - истерично заорал главарь.
- Миша, у тебя - сердце, - напомнила о себе Анна.
- Пошли, - пнул Майгатова коротышка. - Ты - со мной, - приказал самому амбалистому из телохранителей, который и без того держал Майгатова грабаркой своей руки за предплечье и пытался зажевать запах чеснока жвачкой, но жевал с таким чавканьем, словно во рту у него лежала, по меньшей мере, резиновая галоша, а не крохотный "Стиморол".
Они стащили его по лестнице, загнали в какую-то маленькую, увешанную оленьими рогами, головами кабанов, винчестерами, охотничьими рожками и, почему-то, саблями комнатенку, сняли наручники и заставили раздеться.
Майгатов неспешно снимал свитер, рубашку, отклеивал липкие ленты застежек, тянул наверх, через голову, тяжелые, раскачивающиеся половинки бронежилета, а сам все не мог вспомнить, где он еще встречал витающий в комнате странный, приторно-сладкий, похожий на запах пригоревшего сахара аромат. Спрашивать у телохранителей не хотелось, а память никак не могла помочь ему.
- Теперь одевайся, - швырнул бронежилет вместе с амортизационной лентой в угол старший.
Майгатов прощально взглянул на почти и не выручившую его "сталь сорок четыре", покорно подставил за спиной руки для жестких наручников и пошел наверх. Запах вопросом стоял в голове.
В зале ничего не изменилось, словно его на время законсервировали. Стоял с безразличным видом Иванов, над которым дыбился медведем телохранитель, сидел сразу на двух стульях толстый итальянец, пытающийся все-таки найти в словаре термин "гришутка", монументом сидел главарь, а очаровательная, до стервозности очаровательная Анна все так же удерживала ладонь на его плече, и оттого вся парочка казалась сошедшей с фотографий начала века.
Майгатова вновь поставили рядом с Ивановым, будто на этом фантазия телохранителей заканчивалась. Распахнулась дальняя дверь, но вошел не Эдуард, которого он ожидал, а среднего роста человек в костюме. Его глаза утяжеляли очки в роговой оправе, а перхоть на плечах была видна даже с двадцати метров дистанции.
- Кострецов! - не сдержался Майгатов и вновь получил пинок по ноге от Иванова.
А человек безразлично, даже не взглянув на пленных, пронес свою перхоть на плечах к столу главаря, нагнулся к его уху, явно перегрузив на него часть своей "муки", и что-то быстро-быстро зашептал.
Лицо главаря обрадованно расплылось, стало шире. Еще слушая человека, он рукой стал показывать на телевизор, но никто не мог понять, чего же он хочет. Наконец, Анна сняла ладонь с его плеча и притопила кпопку под пепельно-серым экраном.
- Четвертую поставь, - приказал главарь.
Отговоривший свое и отсыпавший свою норму перхоти человек распрямился, но на Майгатова упрямо не смотрел. Экран почему-то интересовал троицу больше, чем все остальное.
А на метровом стеклянном полотне разворачивались новости. Медленным ироничным голосом черноглазая дама, которую Майгатов видел впервые, потому что на кораблях да, кажется, и во всем Севастополе эта программа не принималась, рассказывала о боях то в одной, то в другой "горячей точке", которых на территории бывшего Союза почему-то оказывалось с каждым годом все больше и больше, о продолжающемся падении промышленного и прочего производства, о дальнейшем неостановимом обнищании народа, о том, что богатые непонятно почему стали еще богаче за последний месяц, чем до этого, будто не ясно было, за счет кого обеднели остальные, о непрекращающемся росте преступности, о сотнях автокатастроф по Москве только за выходные, вызванных жутким гололедом, а Майгатов все не мог понять, зачем все это нужно главарю. Может, ждал нового курса доллара? Но он почти не изменился за неделю и вряд ли мог совершить скачок сегодня. Решили поиздеваться над ним с Ивановым?