Либель быстро записывал.
— Вы, наверное, смертельно устали, обер-лейтенант, — сказал Мельтцер. — Сдайте радиограмму и поезжайте отдыхать. Вы за минувшие сутки как следует поработали.
— Я хотел бы остаться здесь, с вами, господин подполковник.
«Парень явно хочет взять реванш», — подумал Мельтцер.
— Ну хорошо, обер-лейтенант, можете остаться. Что это вы носите пистолет в боковом кармане?
— Я положил его туда еще днем, во время поисков Шварцбрука, да так и забыл.
Через полчаса поступила новая радиограмма «Циклона».
— Вот теперь это похоже на стиль Шварцбрука! — воскликнул Либель, подавая бланк Мельтцеру.
«Циклон распространяется. Первая сводка будет дана завтра утром».
Подполковник взял телефонную трубку.
— Это подполковник Мельтцер из абвера, соедините меня с генералом Кребсом. — Прикрыв рукой, он сказал Либелю: — На этот раз первым доложу я, а не Клетц. — И подтянувшись, отрапортовал в телефонную трубку: — Докладывает подполковник Мельтцер, господин генерал. «Циклон распространяется». Первая сводка будет получена завтра утром… Благодарю вас, господин генерал!
Либель с большим трудом довел машину от радиостанции до Берлина. На набережной Тирпиц, у штаб-квартиры абвера, он высадил Мельтцера, а сам поехал домой. Что происходит сейчас там, у Мишеля? «Циклон-Юг» не должен провалиться немедленно. Если группа исчезнет, то это вызовет серьезные подозрения. С другой стороны, положение Мишеля в группе тоже рискованное. Одно только успокаивало Карла Либеля: у Мишеля рядом друзья. Они помогут.
Либель приехал домой, лег в постель и усилием воли заставил себя уснуть. Неизвестно, что еще впереди. Нужно быть свежим, готовым ко всему. За долгие годы работы во вражеском тылу он привык управлять своими чувствами.
А на далеком хуторе в Прикарпатье в этот час события приобрели новый оборот.
В тот момент, когда послышался крик, Мишель лихорадочно обдумывал свой следующий шаг. Этот Крюгер из тех головорезов, что может в любую минуту выпустить в него всю обойму своего «вальтера».
Напряжение росло. Выручил Скляной. Он ворвался в хату с шифровкой. Расшифровав радиограмму Центра, Крюгер, улыбаясь, спросил Мишеля:
— Простите, господин обер-лейтенант, не имеете ли вы отношение к группенфюреру[2] господину Эрнсту Боле?
— Я его близкий родственник, — сухо ответил Мишель.
— Вам уже приходилось бывать в России?
— Конечно!
— В таком случае, я очень рад нашему знакомству. И еще раз прошу прощения за неласковую встречу.
— Пустяки, служба прежде всего. Однако кто это там так кричит?
— Это хозяйка хутора, старуха, мы заперли ее в погребе. Иван, я же приказал тебе ее ликвидировать!
— Минутку, лейтенант, теперь командовать буду я. Старуха может нам еще пригодиться. Иван, приведи ее сюда. Надеюсь, вы не говорили при ней по-немецки?
— Я ее даже не видел, — ответил Крюгер.
«Старуха» оказалась женщиной лет около пятидесяти. На ней был тот самый кожух, который она ссужала несколько часов назад Скляному. Увидев людей в советской военной форме, она сразу же заговорила.
— Где же это видано, паны офицеры, чтобы совать людей в подвал. Змей! — Она погрозила кулаком Скляному. — Дезертир проклятый. Добрались до тебя!
Мишель засмеялся.
— Наш товарищ поступил, конечно, неправильно. Но он не дезертир, гражданка. Вы что, одна здесь живете?
— Совсем одна, — ответила женщина, — мужа в сорок первом году забрали в армию. Два сына было. Один в партизаны ушел, другой не знаю куда. — Она замолчала, опустив глаза.
— Он служил в полиции? — спросил Крюгер.
— Кто же его знает, где он служил. Полгода уж нет. Одна с хозяйством управляюсь. Да и хозяйства осталось: корова, лошадь да куры.
— Не так плохо для этого времени, — сказал Мишель. — Вы хотите, чтобы муж и сыновья вернулись?
— А как же не хотеть?
— Тогда надо помочь нам. Вы должны запрячь лошадь и проводить нас до станции.
— Нет такого права, чтобы лошадей отбирать, — закричала женщина.
— Мы не отбираем. Вы поедете с нами, — спокойно и настойчиво сказал Мишель. — А со станции возьмете лошадь обратно.
— Не поеду, хоть стреляйте, не поеду.
Крюгер поднял было пистолет. Но «обер-лейтенант Боле» задержал его.
— Учтите, гражданка, ваш муж и сын советские солдаты, ваш долг помочь нам.
Женщина постояла молча, потом слезы потекли у нее по щекам. Она повернулась и, вытирая глаза концом платка, пошла запрягать лошадь.