— К вашим услугам, — господин Гарднер еще больше выкатил глаза.
— С вами в купе ехал офицер, капитан.
— Совершенно верно.
— Когда началась бомбежка и вы выходили из купе, капитан был впереди вас?
— Отлично это помню, я в тот момент нисколько не растерялся.
— А затем, у меня есть сведения, капитан выбежал на шоссе и уехал к Берлину на попутной машине…
— Точно так! — Гарднер убежденно закивал головой. — Он еще помахал мне рукой!
— Вы готовы, если понадобится, подтвердить это?
— Ну, разумеется! Хоть под присягой. Я, знаете ли, в тот момент пожалел, что у меня в руках не было оружия, я непременно сбил бы этот самолет, он шел совсем низко. Честно говоря, если бы не настояли родственники, я никогда не спустился бы в бомбоубежище. А вот однажды…
Либелю пришлось еще с четверть часа слушать рассказ о «подвигах» господина с голубыми глазами. Наконец он вежливо перебил его;
— Простите, господин Гарднер, но меня ждут дела. Я непременно заеду к вам еще разок.
Было ровно семнадцать часов, когда Карл Либель вошел в уцелевшую на углу аптеку и снял телефонную трубку. Каким-то чудом телефон среди этих развалин еще действовал.
— Господин подполковник, я напал на след. Как с фотографией или приметами?.. Ах, вот оно что! Ну, будем надеяться. Слушаюсь.
Не торопясь он вышел из аптеки. Серый фургон ожидал его за углом. Либель сел в кабину, включил зажигание и задумался. Итак, уже пять часов, как Шварцбрука нет в живых, а его ждут и абвер, и «СД», и даже штаб сухопутных сил. Теперь есть свидетели, которые, пожалуй, подтвердят, что капитан Шварцбрук уехал со станции живым и невредимым.
Клетц и Мельтцер очень нервничают. Наверное, на них нажимает начальство. Безусловно, нужно учесть и то, что между абвером, «СД» и штабом сухопутных сил началась грызня. Каждый из начальников хотел бы присвоить себе честь организатора операции «Циклон». Ведь план разрабатывался совместно, однако делиться славой они вряд ли захотят.
Какую пользу для дела можно извлечь из всего этого?
Разведчик почувствовал себя игроком, которому на шахматной доске дают возможность сделать выгодный на первый взгляд ход. Но решение еще не пришло. Ведь игра идет не деревянными фигурками. Кое-что уже сделано. Но это еще подготовка к решительному ходу. Пока что он будет искать. Капитан Шварцбрук уехал в Берлин? Хорошо. Значит, не должно остаться никаких следов.
Человека в столице найти не так-то легко. Нужно только сделать так, чтобы начальство не теряло надежды, иначе гестаповцы сами могут взяться за поиски. Можно ли быть уверенным, что в Берлине действительно никто не знает Шварцбрука? Если бы это было так, то тогда… Но прежде всего — следы.
Обер-лейтенант вышел из машины и стал рассматривать пробоину в кузове. Но не может же он оживить капитана!
— Прошу вас предъявить документы! — К фургону подходил эсэсовский патруль. Двое рядовых и рослый роттенфюрер[1] в каске, с автоматом на груди.
Либель достал из кармана удостоверение. Унтер-офицер рассматривал его. Солдаты обошли машину, один из них взялся за ручку дверцы кузова.
— Кто вам дал право на обыск? — резко спросил обер-лейтенант. — Это машина абвера!
Роттенфюрер, возвращая удостоверение Либелю, взглянул на него как на новобранца.
— Мы осматриваем все машины без исключения. Этот район объявлен на чрезвычайном положении, господин обер-лейтенант! Здесь много разрушенных магазинов, вывозить отсюда ничего нельзя. Мы действуем именем фюрера!
— Хайль Гитлер! — сказал обер-лейтенант.
— Хайль! — отозвались эсэсовцы.
Либель все еще стоял, загораживая собой дверцы. Эсэсовцы выжидающе смотрели на него.
— Вот что, роттенфюрер, — сказал Либель после паузы. — Я выполняю особое задание руководства «СД» и, следовательно, мог бы послать вас ко всем чертям…
Верзила взялся за автомат.
— Но я понимаю, разбитые дома, мародерство… У вас тоже служба. Можете заглянуть в фургон.
Роттенфюрер ухмыльнулся:
— Вот так-то оно будет лучше! — Он открыл дверцу и заглянул внутрь. Фургон был пуст.
Либель угостил солдат сигаретами и поехал дальше.
Глава четвертая
«Циклон» зарождается в предгорьях
Осень в Прикарпатье еще только началась, она уже ощущалась и в яркой голубизне сентябрьского неба и в промозглом дыхании утренних туманов.
«Покуда солнце взойдет — роса очи выест», — вспомнилось Миколе Скляному. Запахнув как можно плотнее видавший виды кожушок, он пробирался через росистые кусты. Холодные облагающие капли лезли за шиворот.