Лишь месяц спустя Крутов выяснил, что филиалы Братства появились не только в Жуковке, но и в Брянске, а также в соседних областях. Храмы росли, как грибы после дождя, и за всем этим ощущалась чья-то целеустремленная воля, пожелавшая насадить повсеместно чуждую коренному населению веру. И не только веру. Потому что храмы эти, как быстро сообразил Егор, стали настоящими базами и школами боевиков, из которых должны были вырасти будущие легионеры. Но об этом он догадался позже, теперь же, попытавшись добиться аудиенции у настоятеля-проповедника, Крутов сразу нарвался на откровенно вызывающее, пренебрежительное и наглое поведение монахов, представлявших вполне современное охранное подразделение.
За ворота храма, расположившегося в живописнейшем уголке природы на берегу реки, неподалеку от жуковского дома отдыха, Крутова не пустили.
– Сегодня неприемный день, – сказал мрачно коротко остриженный белобрысый отрок в черном одеянии, поглядывая на крутовский джип «Лэнд-Круизер», который ему при расставании подарил Георгий в Осташкове. – Учитель принимает только по пятницам.
– Меня он примет и сегодня, – добродушно сказал Егор. – Передайте, что к нему на прием просится полковник Крутов.
– Да хоть сам генерал, – тем же тоном проговорил монах-охранник, подзывая напарника. – Приходи в пятницу, может быть, учитель и соблаговолит принять.
Крутов с любопытством посмотрел на квадратное лицо парня, излучающее полное «отсутствие всякого присутствия».
– Вы не поняли, молодой человек, – попытался он мягко достучаться до сознания стража. – Я такой же учитель, как и ваш наставник, но к тому же еще полковник Службы безопасности. Доложите учителю, что к нему пришел Егор Лукич Крутов.
Охранники ворот переглянулись.
– Приходи в пятницу, – повторил белобрысый. – Сегодня учитель молится.
Из глубин храма вдруг донесся тихий многоголосый вопль: хё! Крутов понял, что внутри идут занятия по какому-то виду корейской борьбы, возможно субак или тхэккён.
– Ваш учитель кореец? – поинтересовался Крутов, зная от Катуева-старшего, что настоятеля храма зовут Сергеем Баратовичем Кенджалиевым. При таком сочетании имени, отчества и фамилии трудно было установить национальность человека, хотя в принципе для Егора это не имело никакого значения.
Молодой страж ворот нахмурился.
– Сам ты кореец! Шел бы ты своей дорогой, полковник, или кто ты там, здесь частная территория, и гостей мы не любим.
Егор покачал головой. Он давно мог бы войти в храм, просто усыпив охранников приемами живы, однако начинать беседу с боссом заведения с этого не следовало.
– Вижу, что вежливости вас не учили, молодые люди. А нельзя вызвать сюда одного из новых учеников, Марата Катуева? Это-то, надеюсь, не запрещено?
– Запрещено, – отрезал белобрысый, закрывая створку ворот. – К нам приходят добровольно. А ты бы лучше не приходил сюда вовсе, ни один, ни с кем еще… – Говоривший осекся.
К воротам вышел еще один монах в черном, постарше.
– В чем дело, брат?
– Да вот пристал, хочет поговорить с учителем…
– О чем?
– Послушайте, любезные, – усмехнулся Крутов, терпеливый, как фундамент многоэтажного дома, – вам не приходит в голову, что вы ведете себя как сотрудники спецслужбы, а не монахи? Я ведь не случайный прохожий, а чиновник при исполнении и могу действовать гораздо активнее, чем вы думаете. Не хотите пропустить к учителю, позовите Марата Катуева, он мой ученик, и я хочу знать, по какой причине он перестал ходить на занятия и оказался здесь. Более веские аргументы, надеюсь, не нужны?
Монах постарше смерил Крутова взглядом, молча повернулся к нему спиной, и створка ворот снова закрылась. Это была настоящая пощечина, и в другие времена Егор вряд ли ее стерпел бы, но теперь он только постоял в задумчивости у ворот, приглядываясь к стенам храма и прислушиваясь к долетавшему хору голосов, затем вернулся к машине и уехал, пообещав себе все же добиться у господина учителя аудиенции.
Однако делать этого не потребовалось. Уже на следующий день к Егору в школу забежал благодарный Катуев-старший и сообщил, что сын вернулся. Что произошло, объяснить он не смог, но Крутову это знать было и необязательно, хотя он предполагал, что настоятель храма просто решил не рисковать и возвратил «заблудшую овцу» в семью, чтобы вокруг храма не поднимался лишний шум.
Правда, еще через неделю в спортзал школы, к концу занятий, когда Крутов отпустил «начальный класс», оставив наиболее «продвинутых» учеников, неожиданно заявилась четверка крутоплечих накачанных молодцов во главе с монахом Братства. Отличительной чертой монахов храма Черного Лотоса было ношение на груди медальона с изображением лотоса, и спутать их с православными было невозможно. К тому же все они были молоды, самому старшему из встречавшихся Крутову в городе едва ли исполнилось тридцать лет. Тот, что привел с собой в спортзал крепких парней, одетых в одинаковые велюровые черные куртки и джинсы, был моложе.