Бронежилет (Лонгинов) ушел с Константином Николаевичем, о чем-то переговариваясь, а Иван внимательно посмотрел в глаза обоим «следопытам» и рявкнул:
– Сержант, отнеси все вещи на свое БМП!
Подождав, когда Худайбердыев отошел подальше, взял за пуговицу Сашку и, притянув к себе, сказал:
– Дуракам порой везет. Идиот! Пойми, там «духов» больше, чем извилин в твоих мозгах!
– Что, всего-то д-десяток «духов»? – попытался смягчить ситуацию глупой шуткой Корнилов.
– Дать бы по твоей физиономии хорошенько. Не строй из себя полного идиота. Чтобы вас обоих найти, в случае чего, целая армейская операция нужна. Горло перережут и в яму с отбросами кинут. Как и не было вас на земле никогда. Иди и думай.
– Иван! Т-ты же сам велел, иди в-вниз, впереди роты. Вот я и п-п-пошел.
– Думал, что сказал для умных, а оказалось…
По прибытию в полк Корнилов исчез – быстро и надолго растворился в госпиталях. Зачем нарисовался сейчас, спустя полгода? А Константин Николаевич после того похода тоже слег: сердце не выдержало, а потом нашел «лазейку» и перевелся в штаб, в другой полк.
Зачем Саня сейчас пришел, чтобы злорадствовать? Может, завидует или скучает по нашему коллективу?
На заставе два года сидеть почти безвылазно – тоже не сахар, а тоска смертельная. Это как два года в колонии общего режима. От однообразия такой жизни можно чокнуться, завыть и на стенку полезть.
– Сашка, извини, но мне с тобой трепаться некогда, завтра уходим, а дел невпроворот.
– Да, да, п-понимаю! У вас с-своя свадьба, у нас – своя. А ж-жаль… Х-хорошо, зайду, как-нибудь позднее… – и он ушел с грустным лицом. Сдваивать буквы в словах так и не прекратил! Балбес рисующийся.
Прогулка по леднику
Ох, и красотища! Если бы я был художником или туристом, наверняка бы так выразился. Горные вершины стояли в снежном обрамлении и искрились в солнечных лучах.
«Какой кошмар! – однако подумал я, так как был пехотинцем. – Опять спать в снегу, как в прошлый Новый год».
– Эдик, нет возражений, если я пойду с Мараскановым?
– А почему именно с ним?
– Взводный – человек в роте новый, только из отпуска, душа его расслаблена и настроена еще на мирный лад. Людей не знает, местность ему не знакома.
– Что ж, иди, если не хочешь быть на КП роты. Ты почему-то дистанцируешься от меня, – угрюмо произнес Грымов. – Какая-то несовместимость у нас с тобой, словно каменная стена стоит между нами. Командир роты с заместителем так служить не должны. Придется кому-то уйти – и явно не мне.
– И не мне тоже, потому что с командиром роты у меня полное взаимопонимание. А от тебя одни подлости.
– Надеешься на возвращение Сбитнева? Ну-ну… – произнес он угрожающим тоном.
– Уверен, что он вернется. Вот тогда и посмотрим, кто в роте лишний.
Тяжелый, недобрый взгляд не сулил ничего хорошего, ну да ладно, переживем, не собираюсь подстраиваться под этого высокомерного выскочку.
– Что ж, иди с третьим взводом. Я им тогда ставлю задачу – закрепиться на высоте три тысячи восемьдесят метров, вот точка, подойди, Игорь, посмотри на карте, – и Эдуард указал маршрут движения.
Старший лейтенант только удивленно захлопал глазами, тяжело вздохнул, но ничего не произнес. Когда взвод двинулся к вершине, он, недоумевая, спросил:
– Почему это, интересно, Грымов задачу поменял? Взвод должен на километр ближе быть и метров на триста пониже, а теперь мы – на самом удаленном участке.
– Это тайны мадридского двора, все наши дворцовые интриги. Я решил с тобой идти, вот он и заслал нас в самую трудную точку. Не любит, когда ему правду говорят, что он Сбитнева почти похоронил. Просто списал, как боевые потери. Ну и черт с ним, Игорешь, прогуляемся еще несколько лишних километров.
Снег лежал, хорошо смерзшийся, спрессованный, однако перегруженные солдаты все же проваливались в него по колено. Вытягивая ногу из одного следа, ставили ее в другой, и постепенно от распадка до вершины образовались две параллельные цепочки из круглых ямок. Бойцы-пулеметчики вспарывали снежный наст, будто плугом, проваливаясь через каждые пару шагов по пояс под тяжестью неподъемного вооружения.
Лебедков, пунцово-красный как вареный рак, полз на четвереньках под тяжестью гранатомета. Эти лишние двадцать пять килограммов не разделишь на двоих, все достается одному. Поэтому гранатомет в чехле пристегнут к спине, вещмешок болтается на груди, автомат – в руках. Ползет, как трактор, пашущий целину. Через пару часов сержант совершенно выбился из сил, и пришлось взять его автомат.
– Юра, давай напрягайся, не отставай, еще немного, и пойдем на спуск, он пологий, как по катку съедем.