Теперь был просто страшный и черный.
Я забралась с ногами на диван, обняв ладонями кружку с теплым молоком, и спросила то, что уже очень давно боялась спросить:
– Ты напал на Ташши?
Харн демонстративно закрыл книгу, отбросил ее на столик, сел и устало глядя на меня, произнес:
– Ты ожидала чего-то иного?
– Да, – совершенно искренне ответила ему.
Странно усмехнувшись, Эдвин хотел что-то сказать, но стиснул губы. Посидел, несколько секунд глядя на меня, а затем все же выговорил:
– У нас была договоренность, Риа. Мы практически отдали ему победу, к которой шли столько лет, в обмен на то, что ты не окажешься на арене с Ульгером Шерарном. Он эту договоренность нарушил. Были ли у меня причины негодовать? Еще какие. Сокровище мое, у тебя еще есть вопросы?
Вопросы были.
Сделав еще один маленький глоток молока, тихо заметила:
– Ташши сделал то, чего не смогли вы все – он мне поверил.
Эдвин хрипло выдохнул какое-то ругательство, а затем очень жестко произнес:
– Ты правильно сказала – мы все не смогли. Мы не смогли рискнуть тобой, Риа. Не смогли. И это нормально, никто из нас не смог рискнуть тем, что стало безумно дорого. А ты стала. Еще вопросы?
Даже не знаю, стоит ли еще что-то спрашивать. Поэтому от вопросов перешла к выводам:
– Проблема в том, что Ташши поверил мне как магу, поверил как равной, а вы нет. Эдвин откинулся на спинку дивана, закинул ногу на ногу и зло спросил:
– А ты считаешь себя равной нам?
– А ты нет? – задала встречный вопрос.
– Я нет, – Эдвин прямо смотрел на меня. – Я знаю, что ты слабее. Норт знает это. И Гаэр-аш. Мы знали это с самого начала игр.
М-да, некроманты.
Я отвела взгляд, глядя на пол перед собой, и даже не знала, что еще можно сказать.
– Не понимаю, почему тебя это так обижает, – произнес Эдвин.
– Потому что это как минимум неприятно, – едва слышно ответила ему.
– Как минимум неприятно, это находиться за непроницаемым барьером, и знать, что в данный момент твою любимую девушку убивают! – неожиданно зло сказал Харн.
– Я же сказала, что выживу, – прошептала, уже не надеясь на понимание.
Он яростно выдохнул, потянулся за учебником, раскрыл его и сделал вид, что погружен в чтение. А я как бы мешаю ему сейчас заниматься. Но уже через мгновение, Эдвин с шумом захлопнул книгу, отбросил ее вновь на стол, и глядя на меня, зло спросил:
– Откуда в тебе это, Риа? Откуда это необъяснимое и проклятое стремление к независимости? Все девушки мечтают успешно выйти замуж и жить под защитой своего мужчины. И это нормально! Понимаешь ты это?
Сделав еще глоток молока, тихо ответила:
– Нет.
И под его злым взглядом, добавила:
– Никогда не понимала и не хочу понимать.
– Почему? – прямо спросил он.
Могла бы промолчать, но не видела смысла:
– Потому что это моя жизнь, Эдвин, и я не хочу прожить ее, подчиняясь и не имея права решать ничего, помимо выбора цвета своего платья.
Он сжал кулаки, мрачно глядя на меня, и сказал:
– А представь, что там на арене был бы твой ребенок.
– Но я не ребенок, – возразила ему.
Помолчала и добавила:
– Я маг, по крайней мере была им, и все что я просила – не мешать мне. А вы пошли на сговор за моей спиной, не в первый раз, и решили все за меня, тоже не в первый раз, Эдвин.
– Ты поступила точно так же, – вполне справедливо заметил он.
– Вы не оставили мне выбора.
– Так же как и ты нам, – Харн смотрел на меня, в бешенстве сузив глаза и отчаянно пытаясь удержаться от того, чтобы как минимум не наорать.
Но сдержался, и, помолчав некоторое время, произнес:
– Ты слишком часто ходила по самой кромке Бездны, чтобы мы могли доверять тебе, Риа. Слишком часто. Мы делали все, чтобы уберечь тебя, а ты продолжала балансировать на грани, не желая понимать, что сорвешься ты – мы погибнем тоже.
Безразлично пожав плечами, тихо заметила:
– Все маги балансируют на грани, и многие сгорают, спасая жизни простых людей.
– Да, – Эдвин все так же пристально смотрел на меня, – но если бы ты лучше учила историю магии, Риа, ты бы знала, что магини из четвертого королевства не погибают никогда. Усмехнувшись, уточнила:
– То есть я виновата и в том, что девушка, и в том, что родилась в четвертом королевстве?
Харн промолчал.
– Вот и поговорили, – безнадежность стала какой-то давящей.
– Еще нет, – Эдвин взял свой перетянутый черной кожей учебник, – разговор мы отложили до того момента, как кровь Кошки полностью покинет тебя, и ты перестанешь искренне верить, что сама по себе ничуть нас не интересуешь.