Полковник поднял свечу как можно выше. Пол в комнате над подвалом был пробит, и расщепленные доски свесились вниз.
— Этот каземат — ненадежное прикрытие от бомб, — серьезно сказал полковник.
Ему даже не пришло в голову, что его оценка события грешит легкомыслием.
Некоторое время они молча стояли возле этой трагической группы: штаб-офицер думал о своем прерванном ужине, ординарец ломал голову, что могло бы заключаться в бочках, стоявших на другом конце погреба. Вдруг человек, которого они считали мертвым, поднял голову и спокойно взглянул им в лицо. Лицо его было черно как уголь; щеки его были словно татуированы — от глаз вниз шли неправильные извилистые линии. Губы были серовато-белые, как у актера, загримировавшегося под негра. На лбу была кровь.
Штаб-офицер подался на шаг назад, ординарец отодвинулся еще дальше.
— Что вы здесь делаете, любезный? — спросил полковник, не двигаясь с места.
— Этот дом принадлежит мне, сэр, — был вежливый ответ.
— Вам? Ах, я вижу. А это?
— Моя жена и ребенок. Я — капитан Коултер.