– Это от отца. Он не успел на ней поездить. Его убили…
Пришел в себя я, когда мы были уже в малой гостиной и перед нами – стоял серебряный поднос с чайным набором. Что было до этого, какие глупости я сказал и какие сделал – не помню, хоть пристрелите…
– Майкл был у тебя? – спросила она, глядя мне в глаза. У нее была такая манера – смотреть прямо в глаза… Ксения, наоборот, избегала такого. Господи… только вот сейчас этого сравнения не хватало. Еще ляпну лишнее…
– Был. Он уехал?
– Да.
– Напрасно.
– Он уже взрослый…
Я помолчал, подбирая слова.
– Мне… не хотелось бы, чтобы он занимался тем, чем занимается.
Юлия улыбнулась.
– Отец – вице-адмирал флота, разведчик. Мать… кем он может быть, как ты думаешь?
– Именно поэтому.
Да уж…
– Как он относится ко мне?
– Сам спросить не мог?
– Спросил.
Юлия помолчала, собираясь с мыслями.
– Я ему объяснила… как смогла. Но ты должен понять – он американец. Стопроцентный, настоящий американец. Мы с тобой – что бы с нами ни произошло, были и останемся русскими. Он же американец… пусть он знает русский язык, какое-то время прожил здесь – он американец, и ему… сложно все это понять.
– Ты рассказала ему про Бейрут?
– Рассказала…
Вопрос в том, как это понять. То, что произошло в Бейруте, – это не служение Родине, это кошмар. Это какой-то злой вихрь, изломавший, искалечивший наши судьбы, разрушивший наши ориентиры и моральные ценности, сделавший нас… Мы все – после Бейрута не станем прежними, потому что что-то сломалось. Сломалось там, в Бейруте, и этого уже не исправить. Мы дорого заплатили за Бейрут.
И продолжаем платить.
– И как он это воспринял?
– А сам как считаешь?
Черт…
– Я попытался дать ему понять… Не знаю, что из этого вышло. Не знаю, что вообще из всего из этого выйдет.
Не знаю, сколько я сидел в каком-то оцепенении – пока рука Юлии, коснувшаяся моей руки, не вывела меня из морока.
– Может, займемся делом…
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду дело…
Юлия сдвинула в сторону поднос, положила на стол небольшой, изящный, ручной работы портфель – и только сейчас я заметил, что он у нее есть.
– Я приехала по делу. Из Санкт-Петербурга.
– Какому делу?
– У него есть имя. Генерал Абубакар Тимур.
Святые отцы…
– Какое отношение ты имеешь ко всему к этому?
– Такое. Его Величество, Николай Третий, призвал меня ко двору. И объяснил, что моя работа не закончена. Он… умеет говорить убедительно. Так что теперь я – не только фрейлина Ее Величества. Но и начальник отдела специальной документации министерства иностранных дел в ранге товарища министра. И тайный советник при Дворе.
Я достал устройство Нева – купил по дороге, уже подключенное, начал набирать номер.
– Не надо…
Вот уж – нет. Я тоже – человек.
– Слушаю, – раздался знакомый голос. Wi-fi теперь был везде.
– Подонок ты, – только и смог сказать я.
Николай расхохотался и повесил трубку.
Наверное, это и в самом деле смешно. Со стороны.
А вообще – Николай изменил кадровую политику отца очень сильно. Отец укреплял институты и держался проверенных кадров. Николай тасовал людей, как карточную колоду, а на институты и стабильность ему было наплевать. Его принцип, как я уже понял, – не человек для должности, а должность для человека, он подбирал не людей на должность – а просто людей, а потом давал им полномочия, при необходимости безжалостно кроя и перестраивая бюрократические структуры. От этого – как я уже успел понять – в чиновном Петербурге зрело недовольство – привыкшим сидеть в тихом болоте чиновникам было неуютно. Все помнили отдел специальной документации по Герштейну, Евсею Ароновичу, хитрому и осторожному еврею, который любил прикидываться этаким еврейским добрым дядюшкой – но тем, кто на это купился, было не позавидовать. Он досидел на своем месте не до пенсии, а до инсульта, после чего его сменил на его посту его товарищ[10], Моисей Тамаркин, тоже еврей еще тот. Ему еще сидеть и сидеть было – но, оказывается, Его Величество имел на этот счет совершенно другие виды. Теперь – ОСД возглавляет очаровательная фрейлина двора, и все воспринимают это как дикость или очередной фаворитизм, перешедший границы. А на самом деле у Юлии едва ли не лучший опыт, чем у меня… почти двадцать лет работы на холоде[11], в самой сердцевине североамериканской политической машины. Конгресс САСШ, Госдепартамент, министр обороны – сердечный друг и самое логово неоконов. Внешность не слишком умной барышни, очаровательный английский акцент… и двадцатилетний опыт выживания в волчьей стае. Ох, не завидую тем, кто пойдет против нее.