– Твой отец держит скот на воле?
– Да, как это делал его дед. Зато мы продаем их мясо втридорога, как мясо свободных животных, оно хорошо идет…[20]
– Разумно…
Дона Онофрио мы нашли во дворе. Он был одет в старую рабочую одежду синего цвета, большую соломенную шляпу, он давал задание стоящим перед ним черным пастухам на чистейшем сицилийском диалекте итальянского, и те слушали его с большим почтением. И кажется, даже понимали его…
Закончив давать указания и отправив пастухов властным жестом руки, дон Онофрио повернулся к нам. Его загорелое лицо было счастливым… возможно, на склоне лет человек все-таки понял, как приятно заниматься честным трудом.
– Алессандро! Микеле! За стол, за стол…
В тени большой веранды – стоял стол, за который мы и сели – у веранды не было пола, и ножки стола и стульев, на которых мы сидели, стояли прямо на земле. Какая-то девчонка из местных, чистенько одетая и очень даже недурно выглядящая, – принесла нам лимонад. Лимонад здесь – это не то, что обычно пьют из купленной бутылки, – а напиток с настоящей водой из колодца, с настоящим соком только что выжатого местного лимона и с настоящим льдом из ледника. Приносившая напиток девушка лукаво подмигнула мне и улыбнулась…
Микеле толкнул меня локтем.
– Мы зовем ее heartbreaker, разбивательница сердец. Отец, конечно же, хочет подобрать нам невест с Сицилии…
– Микеле! – провозгласил дон. – Веди себя, как подобает.
Микеле замолчал.
– Что вы скажете о нашей ферме, синьор? – спросил дон Онофрио, потягивая напиток.
– Скажу, что нет ничего лучше, чем работать на земле, дон Онофрио.
Дон Онофрио просветлел лицом.
– Вот! – наставительно сказал он, подняв палец. – Все эти акции, облигации, учет векселей и валютный обмен, все это не стоит коровьего дерьма, вот так то! Люди всегда будут хотеть есть! Люди всегда будут пить молоко, есть мясо и апельсины, пить лимонад, как это делаем сейчас мы! И земля… пока она продается, ее надо покупать, потому что Господь не даст нам другой земли! Слышишь, Микеле, что я говорю?
– Слышу, дон Онофрио… – смиренно отозвался Микеле.
– А все эти бумажки… что сейчас стоит Уолл-стрит? Плевка не стоит…
Дон Онофрио прошептал какое-то проклятье, и я понял, что потери семья все-таки понесла.
– Это чрезвычайные обстоятельства, – сказал я.
– Это жадность! Жадности до земли… до денег… до власти. Каждый из нас должен кушать свой кусочек хлеба с оливковым маслом и говорить Господу: спасибо за прожитый день и за пищу, которую он послал нам. Кто откусит большой кусок и будет есть его жадно, как свинья, – тот подавится и умрет!
За лимонадом последовало кое-что более серьезное, уже настоящая еда. Куски серого, ноздреватого, явно домашней выпечки хлеба, который надо было есть, предварительно обмакнув краем в мисочку с натуральным оливковым маслом, и еще было мясо. Мясо было копченым и нарезанным тонкими ломтями, оно было похоже на испанский хамон, но если хамон едят, отрезая от окорока, – то тут оно было нарезано.
– Вкусим плоды сей благословенной земли, – сказал дон Онофрио, – и возблагодарим Господа за пищу, которую он послал нам.
Дон Онофрио, как старший за столом, прочитал молитву, после которой мы хором сказали: «Аминь» – и принялся за еду. Мы последовали его примеру.
После этого – нам принесли тарелку риса с морепродуктами, которые были выловлены недалеко отсюда: рис был приправлен какими-то местными африканскими специями, он не был похож на тот, что я ел на Ближнем Востоке. После этого – мы выпили еще холодного лимонада. После чего, увидев, что дон Онофрио распоряжается об очередном блюде, я запросил пощады. Итальянцы очень много едят, и просто удивительно – как не толстеют…
– Здесь не растут оливки, – сказал дон Онофрио. – Матерь Божья, здесь не растут оливки. Что бы я ни делал, как бы ни поливал их, они растут какими-то жесткими и без сока. Как может хозяйство настоящего итальянца быть без оливок, вот скажите мне…
– Вероятно, каждому фрукту своя земля, дон Онофрио.
– Да, да… Но я не могу вернуться на родину, там меня ожидает ордер на арест. Бедные дети, они не заслужили того, чтобы навещать отца в тюрьме…
Уважительная причина.
Без помощи сына дон Онофрио поднялся и заковылял к дому. Воздух буквально звенел от жары…
– Как он? – Я показал взглядом на дона Онофрио.
– Нас с тобой переживет… – несколько непочтительно ответил Микеле.
Внутри большого, полностью перестроенного поместья, все было так, как и в домах на Сицилии, – только пол все же деревянный, а не земляной. Простая, грубоватая мебель, белые, чистенькие занавески на окнах, в которых даже не было стекол, – только ставни, чтобы закрывать их на ночь. Фотографии на стенах…
20
В Европе и в нашем мире так и есть. Мясо свободной буренки, которая паслась на лугу, – ценится намного больше мяса буренки, которая стояла в четырех стенах в бетонном комплексе.