Затем начался концерт. Пел молодой советский артист Батурин (он проходил в Италии стажировку), Юлия Аполлоновна играла на скрипке, на той самой старинной итальянской скрипке, на которой она исполняла «Легенду» Венявского в Москве, в первую новогоднюю ночь после Великой Октябрьской революции.
Ровно в 12 часов подняли бокалы: «За счастливый Новый Год!»
Традиционный тост. Как редко он сбывается!
Впрочем, 1926 год начался для Грамши, для партии хорошо.
В январе во Франции, в Лионе, собрался III съезд Коммунистической партии Италии. 70 делегатов перешли границу в 11 пунктах, пробираясь во Францию альпийскими перевалами. Съезд происходил в обстановке абсолютной секретности, не раз его приходилось переносить из одного места в другое.
С неослабевающим вниманием делегаты слушали четырехчасовой доклад Грамши и приняли выработанную Грамши и Тольятти программу борьбы с фашизмом. Съезд положил конец внутреннему кризису в партии, создал условия для нормального развития и политики руководства массами.
Вернувшись в Италию, Грамши с головой окунулся в практическую работу. «Надо спешить!»—повторял он. Центральные руководящие органы партии были реорганизованы; подпольный секретариат надежно укрыт от фашистов и полиции, при секретариате создан технический отдел, в его ведении находились явки, курьеры и прочие средства связи.
16 февраля скончался Гобетти. Светловолосый, голубоглазый Пьеро Гобетти, любимец туринских рабочих. Фашисты подстерегли Гобетти на улице. Как они его били, мерзавцы, как били!
Он умер в Париже. Ему было всего 25 лет.
Три месяца спустя — еще одна тяжелейшая утрата.
11 мая в Капанна Маре собрался Центральный комитет партии. Уже приехали почти все. Ждали Серрати и еще нескольких товарищей. Вбежал один из членов ЦК, не отвечая на приветствия, бросился к Грамши и что-то прошептал ему на ухо. Грамши побледнел и после короткой паузы, которая собравшимся показалась бесконечной (ведь можно было ждать любой неожиданности), произнес:
— Случилось ужасное. Товарищ Серрати умер.
На несколько мгновений все как бы окаменели. Может быть, сильнее всех переживал эту потерю Грамши, но он первым пришел в себя.
— Необходимо немедленно по группам разойтись подальше отсюда. Полицию известят о том, где и с кем был Серрати в момент смерти. Полиция легко обнаружит место сбора... Нужно, чтобы тут никого не было.
Договориться о встрече в Милане и об организации торжественных похорон Серрати было делом нескольких минут. Один из товарищей остался у тела Серрати, другой спустился в деревню, чтобы организовать перевоз покойного в Милан.
Так умер Джачинто Менотти Серрати, умер, как солдат в бою. Политическая жизнь его была сложной, неоднолинейной. Он ошибался, сходил с дороги, но снова находил единственно верный путь. Глубоко скорбя о смерти Серрати, Грамши писал:
«...Основной чертой политической деятельности Серрати было его стремление к единству, его неустанная забота о сохранении любой ценой единства.
...Можно сказать, что в этом смысле товарищ Серрати был самым честным и благородным представителем старшего поколения итальянского традиционного революционного социалистического движения, что в его деятельности проявились все самые великодушные и самые бескорыстные черты этого поколения». И еще: он «пользовался такой любовью, какой никогда не мог завоевать ни один руководитель партии в пашей стране».
Потеря за потерей. Счастливый новый год!.. И все же, если отрешиться от личных утрат (это тяжело, почти невозможно, но история состоит из тысяч и миллионов судеб), год складывался не то чтобы счастливо — в условиях бесконтрольной власти фашизма это понятие исключалось,—но организационно результативно. Летом на одном из заседаний Политбюро КПИ Грамши отметил рост партии (около 30 тысяч человек), активизацию ее деятельности на заводах и в деревне.
Хронология деятельности Грамши в 1926 году поражает. Трудно представить, что не очень здоровый человек в условиях полицейской слежки мог столько успеть.
Надо спешить!
Но и противник спешил. Фашизация страны находилась в тесной взаимосвязи с внешней политикой Италии, Муссолини готовился к войне. Внешнюю итальянскую политику поддерживала Англия.
«Восемь миллионов итальянцев готовы броситься в бой!», «Война —это огонь очистительный, она исцеляет дух нации», «Наши взоры обращены на Восток». Подобные лозунги пестрели на страницах газет. Еще в начале
1926 года Муссолини заявил в парламенте, что считает итальянскую нацию в состоянии перманентной войны. Эту мысль он всячески развивал на многочисленных митингах, на которых дуче охотно ораторствовал. Средиземное море — итальянское море, повторял Муссолини на разные лады, иногда осторожно, потому что английская дипломатия не прочь была сделать Средиземноморье «своим», но чаще открыто, со свойственным ему театральным пафосом.