Наиболее подходящая тактика — но сектантская изоляция, а поиски классовых союзников.
...Круг, еще круг. За стеной дворика высокая наружная стена. На ней часовой...
Нужно привлечь к союзу с рабочим классом отсталых крестьян и мелкую буржуазию, недовольную своим положением и готовую бороться за осуществление промежуточной (для пролетариата) стадии, то есть за восстановление свобод, ликвидированных фашизмом. Надо поощрять широкое народное антифашистское движение.
...Надзиратель смотрит на большие башенные часы, которые изо дня в день монотонно отмеряют тюремное время...
Партия должна найти такой лозунг, который способен мобилизовать все антифашистские силы для создания этого движения.
...Свисток надзирателя. Прогулка окончена.
Добрые намерения часто оборачиваются против несущего добро. Желание Грамши вовлечь в обсуждение жизненно важного для партии вопроса большее число политических заключенных привело к неожиданному и грустному результату. Об этом свидетельствует Джованни Лаи, сардинский коммунист, который в 1924 году встретился с Грамши на конференции в Кальяри.
«Правда то,— пишет Лаи,—что в действительности споры среди товарищей по тюрьме не всегда имели характер политической дискуссии. Часто, слишком часто, по моему мнению, они докатывались до уровня сплетён или даже клеветы, а иногда личная оценка Грамши доходила до очернения. Я тогда был в одной камере с Бруно Спадони и Анджелло Скуккия. Скуккия иногда даже утверждал, что позиции Грамши социал-демократические, что Грамши больше не коммунист, что он встал на путь оппортунизма и примкнул к крочеанству, что надо заявить партии о его разлагающем действии, исключить его из коллектива, лишить прогулок по тюремному двору. Снадони и я вначале терпели в надежде образумить этого товарища, но решительно говорили, что не позволим продолжать его недостойное поведение. Когда стало ясно, что мы с ним ничего не сможем поделать, сказали Грамши. Он ответил, что в других камерах дискуссии тоже часто вырождались и вели только к расколу или раздору...»
Грамши прекратил беседы с заключенными во время прогулок.
В монотонность заключения вторгся внешний мир. И стало еще труднее сопротивляться изнуряющей тюремной рутине с ее повседневными мелкими заботами и: треволнениями.
Уже много лет — наверное, с момента, когда по лестнице дома на улице Морганьи застучали шаги карабинеров,— его воля стала волей к сопротивлению, свобода, одно из самых прекрасных и емких слов в тысячелетней истории человечества, стала лишь свободой его внутренней жизни. Этой свободы он не отдаст! Только не позволять мыслям мельчать, чувствам притупляться!
Открыта тетрадь, одна из нескольких привезенных Татьяной, с этикеткой канцелярского магазина в Бари, Хороший магазин, когда-то он покупал там писчую бумагу...
В последних письмах Таня не раз возвращается к взглядам Бенедетто Кроче. Кроче — серьезный противник. Именно Сейчас, в разгар фашистской диктатуры, идеалистическая философия Кроче с его «религией, свободы» способствует отходу интеллигенции от политической борьбы. Огромная разница между либеральной и демократической философскими концепциями свободы. Революционный класс создает государство, в котором само понятие демократии приобретает новое содержание.
Тесные строчки заполняют листок за листком. Директор тюрьмы заявил, что ему надоело разбирать мелкий почерк заключенного, и поручил миссию цензора священнику. Прочитает ли кто-нибудь, кроме недалекого тюремного прелата, его тетради? Кто знает? Только не позволять горечи сомнений отравлять радость общения с людьми, общения через мысль!.. Тонкая, невидимая нить, в любой момент эта нить может оборваться. Склонившись над тетрадью, узник мучительно ищет истину, яростно спорит, мыслит. Мыслить — значит жить!
Этой зимой в Тури стояла отвратительная погода: туман, сырость, частые дожди. Но вот зима кончилась, пришла весна, и с весной пришла хорошая весть. Надзиратель вручил Грамши книжную посылку. Все книги проверены, о чем свидетельствует на титульных листах подпись начальника тюрьмы и круглая печать. Подпись с печатью были и на английском журнале весьма скучного содержания. Предельная добропорядочность журнала вызвала у Грамши недоумение... и догадку. Догадка подтвердилась: на страницах журнала друзья сделали записи симпатическими чернилами о нелегальном съезде Коммунистической партии Италии — первом съезде в условиях фашизма.
В один из июньских дней 1931 года Джованни Лаи вышел на свободу. Спускаясь с вещами, он вдруг метнулся по коридору.