— Все. Принимайте работу.
— Посмотри, кто пришел,— сказал Джибелли.
Монтаньяна вышел на площадку, вытирая на ходу замасленные руки тряпкой.
— Эрнани!.. Джиио!.. Рад вас видеть, старые туринские бойцы!
— Четыре шумных туринца — многовато для московской квартиры,— покрутил головой Джибелли, когда все втиснулись в переднюю.
— Шумите, дорогие мои, шумите! — воскликнула Юлия Аполлоновна,— Мы так истосковались по дружескому шуму.
Джибелли снял реглан, повесил его на вешалку и отошел, уступая место другим. Под регланом у него оказалась летная форма: темно-синий китель с голубыми петлицами, на груди орден Красного Знамени.
— Дядя Примо, расскажите, за что вас наградили орденом? — спросил Делио, с первого момента не отрывавший от Джибелли восхищенного взгляда. Делио было в ту пору восемь лет, в этом возрасте какой, мальчишка не мечтает о подвигах.
Примо Джибелли вошел в комнату. На противоположной от двери стене висел увеличенный с фотокарточки портрет молодого Грамши. С чуть уловимой доброй улыбкой он смотрел на шумное, но приятное его сердцу сборище.
— Дядя Примо, расскажите, пожалуйста,— присоединился к брату шестилетний Джулио.
Примо Джибелли не мог оторвать взгляд от портрета. В этой обстановке он производил особенно сильное впечатление.
— Дядя Примо...
— Отставить. Не с меня начнем. Вот, Эрнани Чиваллери. В 1920 году мы с ним носились на машине по Турину, развозили рабочим оружие. Был он тогда лихой безбородый парень...
— Д-далась тебе моя бородка,—добродушно отозвался Чиваллери.— Я и сейчас лихой п-парень.
— Дядя Примо, за что вам дали орден?
— Погодите, ребята, надо соблюдать очередь. Давай, Эрнани.
— У меня н-ничего интересного.
— Не кокетничай, красный директор.
— Если н-надо. О первых г-одах я писал т-товарищу Грамши.
Монтаньяна кивнул.
— 3-значит, о чем я п-писал? Как работал на заводе. Как по поручению Межрабпома вез п-продукты, к-которые собрали итальянские рабочие, из Новороссийска вез в Царицын. Засуха была на Волге, г-голод. Дети... вспоминать с-страшно. Мы с-столовую открыли! Р-руководил этим туговаршц Мизиано. Потом работал в Ростове на з-заводе «Красный Аксай», слесарем. Вы з-знаете, я хороший слесарь, меня н-назначили мастером цеха. Было очень трудно. Собирали все по в-винтику... Стал учить молодежь. И с-сам учился. Занимался р-рационализацией. Сказали: п-принимай цех. Стал н-начальником цеха, вотом помощником директора по р-рационализации, В прошлом году командировали в Коммунистическую академию, на факультет т-техники и т-технической политики. Было очень т-трудно. Учился год. И направлен в II-промышленную академию на второй курс м-машино-строительного факультета. Т-товарищи очень хорошие. Заниматься приходится четыриадцать-пятнадцать ч-ча-сов. Т-тема дипломного проекта: спроектировать кузнечный цех для к-комбината. Т-такого цеха на с-станко-строительных заводах нет. Очень трудная т-тема. Вот и все.
— Говорил: нет ничего интересного. Да у тебя, дружище, самое интересное! — воскликнул Джибелли.—Ты базис. А мы... так, надстройка... И подумать только, когда мы в двадцатом гоняли по Турину, развозили оружие, я на него покрикивал: «Поворачивайся, Эрнани!» На кого покрикивал? На будущего красного директора. Прости, Эрнани, я исправлюсь, честное слово, исправлюсь.
— Х-хватит смеяться,— добродушно отозвался Эрнани,— а то я знаешь что?
— Не знаю, но все равно сдаюсь.
— Что-то ты легко с-сдаешься?
— Только тебе, Эрнани, по старой дружбе. А врагам — не сдавался и не сдамся никогда. Лучше смерть.
В шутливый разговор неожиданно вторглась серьезная нота. Придет время, перед Примо Джибелли грозно встанет необходимость сделать выбор. И он его сделает! Но это произойдет через четыре года.
— Дядя Примо, за что вы получили орден? — не успокаивался Делио.
— Не мучай мальчугана, расскажи,—поддержал Делио Монтаньяна.
— С чего же начать? Осенью 1921 года меня направили в Зарайское авиационное училище.
— Т-ты про орден, а не про 3-зарайск.
— Не прерывай, Красный Директор. Знаешь ли ты, что зарайским воеводой был когда-то Дмитрий Пожарский? Тот самый, который вместе с Мининым стоит на Красной площади? Не знаешь. А надо бы знать национальных героев своей страны.
— Когда Пожарский был воеводой Зарайска? — осведомился Де-Марки.
— Сразу видно, что Джино — человек любознательный. Дело было в начале XVII века.
— И сколько времени тебе потребуется, чтобы рассказать историю древнего Зарайска за триста лет?
— Зря я тебя похвалил, Джино, зря. Но без шуток — хороший городок. И, главное, прекрасная летная школа. Ладно, подходим к ордену. Крупная банда перешла нашу южную границу, вырезала заставу. Командование решило банду уничтожить с воздуха. На разведку послали моего друга Василия Седякина. Не вернулся Седякин. Послали меня. Полетел. Обследую квадрат за квадратом. Никого не видно. Ни самолета Васи Седякина, ни банды. Смотрю, синяя ленточка вьется, исчезает, снова появляется. Речушка. Решил снизиться. Вода ведь, бандитам надо поить коней. Так и есть: пасутся кони, на поляне дымит костер. Сбросил бомбы. Снизу стреляют. Не обращаю внимания, из винтовки трудно попасть. Самолет тряхнуло. Оказывается, у них пулемет. Надо набирать высоту и уходить. Беру ручку на себя, не слушается: перебиты тросы управления. Задел колесом верхушку дерева, все же сел. Но чудес не бывает — самолет скапотировал. Культурно скапотировал, мне только голову раскровянило. Пришел в себя. Вижу, бегут к самолету бандиты, орут. Вылез из кабины, вытащил наган: «Прощай, Примо». Вдруг какой-то чернобородый кинулся. Подумал; «Первая пуля в тебя, а вторая в себя». Выстрелил, бандит рухнул. И в ту же минуту меня скрутили.