Шухты жили на виа Монфератто. В лицей Юлия обычно ходила пешком. Но сегодня она опаздывала и села в первый подошедший трамвай, на котором номер был обозначен арабскими цифрами. Из этого следовало, что трамвай принадлежит частному обществу (номера маршрутов на муниципальных трамваях обозначались римскими цифрами) и проезд на нем немного дороже. В бюджете большой семьи Шухтов транспортные расходы оставляли заметный след. Но на образование детей не скупились.
В ознаменование приближающегося отъезда дочерей в Россию Аполлон Александрович решил совершить с семьей прощальную прогулку по Риму. Последнее время он мало бывал дома, уйму времени отняла организация Первого съезда русских культурных и экономических общественных организаций в Италии. Съезд состоялся в Риме, в помещении «Общества Русской библиотеки имени Льва Толстого», прошел успешно, делегаты разъехались, и Аполлон Александрович смог, наконец, по его выражению, «вернуться в лоно семьи».
Когда Юлия Аполлоновна прибежала домой, все уже сидели, готовые к выходу.
— Ну что же ты, Юлька! — укоризненно сказала мать, Юлия Григорьевна (у матери и дочери были одинаковые имена).— Такой день сегодня.
Юлия Аполлоновна не стала оправдываться, положила папку с нотами, взяла накидку, потому что вечер был прохладным, и сказала, что готова.
— Сперва мы пойдем к святому Петру,—объявил Аполлон Александрович.
На площади святого Петра в этот весенний день было очень много туристов. Они послушно следовали за гидами, которые громко, не обращая внимания на другие группы, знакомили с достопримечательностями «Вечного города».
— Примкнем, что ли, к этой группе? — сказал Аполлон Александрович.— Тут, кажется, гид потише.
— ...Мы с вами находимся на площади святого Петра,— говорил по-французски гид, пожилой мужчина со склеротическим лицом.—Она представляет квадрат, перед которым тянется овальное пространство, окруженное грандиозными колоннадами: эти колоннады состоят из четырех рядов дорических колонн. Посреди площади стоит огромный египетский обелиск; вокруг него начертана на земле роза ветров, с обеих сторон его возвышаются два красивых фонтана. Когда светит солнце, яркие лучи его пронизывают струи, серебряный дождь играет и блестит мириадами огней на мраморных колоннах...
— Уйдем от него,— сказал Аполлон Александрович.
Они пошли к воротам Сан-Спирито, в сторону Яникульского холма.
— Постоим, передохнем,— сказал Аполлон Александрович.— Нам предстоит крутой подъемчик... А красиво и, между прочим, похоже на Царское Село. Правда, Юлия Григорьевна? — обратился он к жене.
— Ничуть.
— Ну взгляни: Разъезжая, улица у пяти углов. Точно. А дальше — Семеновский плац..»
— Непохоже,— улыбаясь, повторила Юлия Григорьевна.
— Нади нету, она бы подтвердила. Постой, Ася, ты ведь тоже родилась в Царском. Правда, похоже?
— Милый папочка, меня увезли из Царского в возрасте десяти месяцев. Увы, мое свидетельство не имеет силы. Но раз ты говоришь... я уверена: похоже.
— Ты добрая дочь, Асенька. Видишь ли, Разъезжая упиралась в Семеновский плац. Моя мама, ваша бабушка, Отиллия Егоровна, водила меня на учения и парады кавалерии. И мы смотрели, как мой отец, а ваш дед, Александр Иванович, на вороном коне, под музыку сводного оркестра, гарцевал впереди своего полка, лейб-гвардии кирасирского его величества... С мастью коней, впрочем, я могу и напутать. Под кирасирами, кажется, ходили гнедые, а вороные были у сумских гусаров. Отец позднее командовал гусарами... Запамятовал, ну и шут с ними, о мастями. Вот домой хочется, ой хочется!
— Если ты вернешься в Россию, папа, тебя арестуют? — спросила Юлия.
— Нет, Юленька, не арестуют. Но являться в полицию отмечаться придется ежедневно. Нет уж, поживу я пока здесь, а там видно будет. Вы только пишите, дочки, из России почаще. Ну, двинулись.
Они подошли к церкви святого Онуфрия. Здесь была могила Торквато Тассо, который жил и умер в соседнем монастыре. От церкви амфитеатром поднимались скамейки, на них, видимо, отдыхали монахи. Сейчас скамейки были пусты.
— Присядем на короткое время, потом поднимемся к памятнику Гарибальди. Садитесь, детки.
— Папа, а почему ты не пошел в гусары? — вдруг спросила Юлия.
— Вот тебе и на, неожиданный вопрос. Если ответить коротко: передо иной было два пути, и я пошел... в революцию. Но гусарское во мне что-то есть.—Он повернулся к Юлин Григорьевне и продекламировал:
...Вдруг — минутный ливень, ветер прохладный,
За окном открытым — громкий хор.
Там —в окне, под фреской Перуджино,