Эта доска была прибита 27 апреля 1945 года — в одну из годовщин смерти Грамши.
Гулкими тюремными коридорами гости подошли к двери, когда-то на долгие годы она захлопнулась за узником.
Снова доска: «Камера, в которой содержался Антонио Грамши».
Камера пуста. Обстановка, хорошо известная по письмам Грамши. Ничего не изменилось. И сосед Антонио Грамши, араб, пожизненный узник, жертва судебной ошибки, продолжал отбывать свое бесконечное заключение.
Нельзя ли войти к этому человеку? Начальник поморщился, но разрешил. Лязгнули засовы... Старик судорожно забился в угол. Он был безумен.
Снова по гулким коридорам, в сопровождении «почетного эскорта» надзирателей к выходу. Как хорошо дышится вне стен тюрьмы.
А на площади уже собрались люди, местные и приезжие. Они стекались со всех сторон: пешком, на велосипедах, мотоциклах, чтобы почтить память человека, жившего, боровшегося и принявшего муки ради их будущего.
И еще прошло время. Три десятилетия. Можно было бы рассказать о том, как ИКП — одна из самых мощных коммунистических партий капиталистического мира — борется за создание в Италии нового общества. И о том, как в мире растет влияние Грамши, его трудов, его смелой творческой мысли, может быть, в не меньшей степени — влияние его высокой нравственной позиции Коммуниста.
И еще о многом, принципиально важном и нужном, вероятно, следовало бы сказать!
Но ограничимся одним любопытным эпизодом.
Весной 1972 года автор этой книги жил и работал в писательском доме творчества под Москвой, почти рядом с санаторием, в котором находилась Юлия Аполлоновна, Часто навещал ее. В один из погожих апрельских дней подошел к знакомому трехэтажному зданию. У подъезда стояла машина, толпились люди. Не так уж много, но все же непривычно толпились. Обычно на скамьях сидели пожилые люди, неторопливо беседовали, грелись на весеннем солнышке. Распахнулась входная дверь, в сопровождении главного врача вышел корреспондент газеты «Унита» в Советском Союзе Карло Бенедетти и еще двое.
— Товарищ приехал из Италии к Юлии Аполлоновне. С письмом от Луиджи Лонго,— торопливо пояснил Бенедетти.— Извините, пожалуйста, мы опаздываем.
— Как фамилия товарища?
— Тромбетти.
Услышав свою фамилию, уже сидевший в машине Тромбетти приветливо помахал рукой. Машина тронулась. Я смотрел вслед и не мог прийти в себя от изумления. Тромбетти, легендарный Густаво Тромбетти, тот самый рабочий, который ухаживал в тюрьме за тяжело больным Грамши и обещал передать привет его жене.
...Дверь в комнату Юлии Аполлоновны была открыта. На столе в кувшине пламенел огромный букет ярко-красных цветов. Было похоже, что цветы самолетом доставив ли из Италии. А на кровати сидела счастливая Юлия Адоллойовна.
Через несколько дней газета «Унита» напечатала репортаж о посещении Юлии Аполлоновны с дословным изложением взволнованной речи Тромбетти.
«Дорогая товарищ Джулия!
Я знаю тебя давно. В те долгие дни, когда мы с Грамши сидели в одной тюремной камере, он ежедневно рассказывал мне о тебе, о маленьких Делио и Джулио.
Я был рядом, когда ему не удавалось заснуть и оп мучился и страдал от тысячи перенесенных унижений.
Я как мог старался помочь ему, понимал его желания. Он говорил, что ты всегда волновалась за него и за детей, но держалась мужественно, как никто.
И вот через столько лет я приехал сюда повидаться с тобой и передать тебе письмо от товарища Лонго и букет красных цветов — скромный подарок от руководства нашей партии.
Я приветствую тебя от имени миллионов и миллионов итальянцев, которые в память об Антонио борются за новую Италию, за социализм».
«После этих слов,— пишет «Унита»,— последовало долгое, взволнованное объятие и крепкое рукопожатие Джулии и товарища Густаво Тромбетти, ветерана нашей партии, который был приговорен специальным трибуналом к 10 годам заключения и прожил с Грамши девять месяцев в тюрьме в Тури...»
...В тюремной камере товарищ по партии обещал узнику передать привет его далекой жене!.. Долго шел этот привет. Четыре десятилетия! И все-таки пришел!
Коротко о судьбах других героев книги.
Похоронив Грамши, Татьяна Аполлоновна взяла на себя весь груз хлопот, неизбежных после смерти близкого человека, особенно мучительных, когда за каждым твоим шагом следят подозрительно-враждебные глаза. Приведена в порядок могила, заказаны отливки маски а руки покойного, немалыми трудами отосланы в Москву личные вещи Грамши и его библиотека. Никто еще не представляет подлинного значения «Тюремных тетрадей», не представляет до конца и Татьяна Аполлоновна, но ведь это — часть жизни Грамши! Она пытается систематизировать, описать гигантский труд заключенного, понимает, за какую непосильную задачу взялась, и все-таки не отступает.