— Обидеть?! Ох и деликатный ты парень, Джакомо. Они хотели меня убить. Кто эти люди? Фашисты они, слыхал? Нет? Боюсь, еще услышишь. А кто виноват? Предали нас, малыш. Руководство социалистической партии, Конфедерация труда. Да, трудно отдавать завоеванное, ох как трудно! Кое-кто приуныл. «Ничего, Джакомо,— сказал наш Грамши. Ты еще услышишь о нем,— Это не последний бой. Пусть они пока радуются. У нас в Сардинии говорят: все волки в конце концов встречаются в меховом магазине».
За всю свою жизнь Джакомо-маленький не слышал такого количества премудростей. Бернольфо необходимо было выговориться. После сильного потрясения и пережитой опасности человеческая психика требует разрядки. Понимает слушатель или не понимает — не так уж важно.
Но Джакомо-маленький хотел понять. Очень хотел. И потому спросил:
— Эти люди... значит, на вас напали фашисты?
— Конечно. Кто ж еще?
— А вы, синьор?
— Я — социалист. Это ты хотел спросить?
— Да, но ведь социалисты предали рабочих? Так вы сами сказали.
Бернольфо приподнялся на локте, Джакомо-маленький скорое почувствовал, чем увидел, что Бернольфо смотрит на пего.
— У тебя варит голова, малыш. Если в твоем вопросе нет подковырки,— думаю, что нет,— отвечу: мы, группа «Ордине нуово», социалисты. Но мы — за Коммунистический Интернационал. Мы — за обновление партии... А знаешь ли ты, что такое социалист?
— Кажется, знаю, синьор.
— Синьор, синьор,— передразнил Бернольфо.— Зови меня товарищ или по имени. Откуда же ты такой образованный?
Темнота располагала к откровенности. И мальчик рассказал своему неожиданному гостю нехитрую историю, как матери не дали пособия за погибшего на войне мужа. «Но почему? — спросила мать.— Мой муж был хорошим солдатом, его наградили двумя медалями за храбрость». «Солдат должен быть солдатом, а не лезть в политику», — ответил чиновник муниципалитета. Потом они с матерью переехали в Турин, говорили, что «Фиату» нужны дешевые рабочие руки. Десять часов на заводе оказались матери не под силу. Она заболела. Перед смертью умоляла святого Джакомо — его покровителя — не оставить сына своими милостями. Он не в обиде на святого, крыша над головой — это уже хорошо. Еда? Еды, конечно, маловато, но с голоду пока не умер. Вот только вечера в берлоге длинные-предлинные. Дома у него были книжки с картинками, тут книжек нет, да и темно. Зато в темноте можно представлять про себя всякие истории, это почти так же интересно, как читать книжки...
В берлоге было тихо, наверное, Бернольфо заснул. Джакомо-маленький тоже стал засыпать... Он увидел, как волки, много волков, поодиночке входят в меховой магазин, снимают с себя шкуры и вешают их на крючки... Понурая стая волков перед магазином терпеливо ожидала своей очереди.
— Да, плохо тебе, малыш! — громыхнуло над самым ухом. Джакомо-маленький вздрогнул... Волки в панике разбежались.— Плохо тебе, малышь,— участливо повторил Бернольфо. И своей огромной ладонью-лопатой ласково провел по его лицу. Участливые нотки в голосе, давно забытая ласка... В темноте раздались всхлипывания.
— Ну-ну, Джакомо, ты же мужчина. Утром подумаем, как жить дальше. На святого Джакомо какая надежда?
Только начало светать, как Бернольфо растолкал Джакомо-маленького.
— Вставай, пойдем.
— Куда?
— Попрошу-ка я тетушку Анджелину. Может быть, она тебя приютит. Начнешь работать, профессию получишь. Согласен? Пойдем, пойдем, не пожалеешь.
Знакомым путем вернулись на кладбище. Было пустынно и тихо. Под крылом мраморного ангела спокойно лежал бочонок. Бернольфо подхватил бочонок под правую руку, отвесил ангелу шутливый поклон, еще раз оглянулся вокруг.
— Теперь, малыш, как говаривал наш лейтенант, предстоит энергичный марш-бросок. Видишь ли, эту штуку я надеялся пристроить в одном местечке. Но раз тут бродят всякие подонки, мы отнесем эту штуку в другое местечко. А другое местечко далеко. Посмотрим, какой ты ходок.
Действительно, «марш-бросок» оказался предлинным. Джакомо-маленький с трудом поспевал за Бернольфо. Но это ясное и свежее утро навсегда осталось в его памяти, перед ним впервые раскрылся рабочий Турин, неукротимый город-боец. Бернольфо торопился и все же не забывал «просвещать» своего подопечного.
— Мы, малыш, на площади Сан-Карло... Это, между прочим, центральное полицейское управление, а это, сам понимаешь, памятник королю... Если подойти поближе, ты бы увидел на памятнике следы пуль. Еще в 1864 году, может быть, на год-другой я ошибусь, не в этом дело, тут была расстреляна демонстрация, которая протестовала против перенесения столицы во Флоренцию. На следующий день Виктор Эммануил, сам понимаешь, не нынешний, а Виктор Эммануил II, перед нынешним был еще Умберто I, его убил анархист Гаэтано Бреши, так вот король давал во дворце придворный бал. Народ обступил решетки дворца и силой помешал знатным господам попасть на бал... Ну вот, подожди немного, сейчас я покажу свой дворец. Не веришь, настоящий дворец, вот, гляди...