Вали отсюда и плачь.
— Ты тоже вроде ещё не помираешь, — говорит Марла.
Вокруг нас, обнявшись, рыдают пары.
— Расскажи мне всё честно, — твердит Марла, — а я расскажу тебе.
Мы можем честно поделить неделю, объясняю я. Марла берёт себе костные болезни, болезни мозга и туберкулёз. Я оставляю за собой рак яичек, паразитов крови и хроническое слабоумие.
Марла спрашивает:
— А как насчёт рака кишечника?
Да, эта девочка твёрдо вызубрила свой урок.
Рак кишечника мы поделим поровну. Ей достаются первое и третье воскресенья каждого месяца.
— Нет, — отрезает Марла.
Рак кишечника она хочет весь. И паразитов, и остальной рак тоже. Марла прищуривает глаза. Она и мечтать не мечтала, что может так прекрасно чувствовать себя. Она впервые чувствует себя живой. Её прыщи прошли. За всю свою жизнь она ни разу не видела мертвеца. Она не понимала, что такое жизнь, потому что ей не с чем было сравнивать. О, но теперь-то она знает, что такое смерть и умирание, что такое настоящее горе и подлинная утрата. Что такое плач и содрогание, смертный ужас и угрызения совести. Теперь, когда Марла знает, что с нами всеми будет, она может наслаждаться каждым мгновением своей жизни.
Нет, она не отдаст мне ни одной группы.
— Я ни за что не соглашусь жить, как жила раньше, — говорит Марла. — Раньше, чтобы жить и наслаждаться просто тем, что ещё дышишь, я работала в бюро похоронных услуг. У меня, правда, совсем другая специальность, ну и что с того?
Тогда вали отсюда в своё бюро похоронных услуг, предлагаю я.
— Похороны — это ничто в сравнении с группами поддержки, — возражает Марла. — Похороны — это абстрактная церемония. В них нет истинного ощущения смерти. А здесь оно есть.
Пары вокруг нас утирают слёзы, сморкаются, хлопают друг друга по спине и расходятся.
Мы не можем ходить в группу вместе, говорю я.
— Тогда не ходи.
Мне это нужно.
— Тогда ходи на похороны.
Все уже встали в круг и берутся за руки, готовясь к завершающей молитве. Я отпускаю Марлу.
— Как долго ты ходишь сюда?
Два года.
Кто-то берёт меня за руку. Кто-то берёт за руку Марлу.
Когда начинается молитва, у меня, как обычно, перехватывает дыхание. О, благослови нас! О, благослови нас в нашем гневе и страхе!
— Два года? — шепчет Марла, склонив голову набок.
О, благослови нас и сохрани.
Все, кто могли бы заметить, что я в этой группе уже два года, или умерли или выздоровели и перестали сюда ходить.
Помоги нам, помоги нам.
— Ах так, — говорит Марла, — ну что ж, тогда я отдаю тебе рак яичек.
Большой Боб, здоровенный шмат сала, обливает меня слезами. Спасибо тебе большое, Марла.
Направь нас к нашей участи и даруй нам покой.
— Пожалуйста.
Вот так я познакомился с Марлой.
5
Парень из службы безопасности мне всё разъяснил.
Грузчики не обращают никакого внимания на чемодан, в котором что-то тикает. Парень из службы безопасности зовёт грузчиков «швырялами». Современные бомбы не тикают. Но если чемодан вибрирует, то и «швырялы», и служба безопасности обязаны вызвать полицию.
У Тайлера я поселился именно из-за этой политики большинства авиакомпаний в отношении вибрирующего багажа.
Возвращаясь из Даллса, я вёз с собой один чемодан, в котором было упаковано всё. Когда часто ездишь, вскоре вырабатывается привычка возить с собой всё самое необходимое. Шесть белых рубашек. Две пары чёрных брюк. Минимум, необходимый для выживания.
Дорожный будильник.
Электрическую бритву на аккумуляторах.
Зубную щётку.
Шесть пар трусов.
Шесть пар чёрных носков.
Если верить парню из службы безопасности, при погрузке в Даллсе мой чемодан начал вибрировать и полиция сняла его с полёта. В этом чемодане было всё. Жидкость для контактных линз. Красный галстук в голубую полоску. Голубой галстук в красную полоску. Не в тонкую полоску, как клубные галстуки, а в широкую, как офицерские с цветами части. Ещё один просто красный галстук.
Список всех этих вещей я прикрепил у себя дома к двери платяного шкафа.
Мой дом — это квартира на пятнадцатом этаже кондоминиума, расположенного в многоквартирном доме, напоминающем мне стеллаж для пожилых вдов и молодых профессионалов. Рекламная брошюра обещала, что между мной и включённым телевизором или стереоустановкой соседа всегда будет не меньше фута бетонного пола, потолка или стены. Фут бетона, но при этом система вентиляции и кондиционирования воздуха устроена так, что невозможно открыть окно без того, чтобы вся квартира, невзирая на кленовый паркет и выключатели с регулируемой степенью освещения, не начинала вонять как последний разогретый тобой на плите обед или санузел после твоего недавнего визита.