Для меня вершиной творчества Степана Щипачева является его поэма «Домик в Шушенском». Прошло почти тридцать лет, как она была написана, эта проникновенная вещь, вылившаяся из сердца поэта в суровые годы войны, но она ни капельки не устарела.
Покойный ныне Семен Гудзенко рассказывал, как они вместе со Степаном Петровичем ездили в 1944 году в далекую Туву. По пути заехали в Шушенское.
— Удивляюсь! — говорил Гудзенко. — Зашли вместе в избу, где жил в ссылке Ильич, долго стояли, молчали. Потом все рассматривали: и зеленый абажур, и камышовую ручку Ильича, и книги… И вдруг потом Степан Петрович написал такую замечательную вещь.
Но так ли «вдруг»? В эти минуты торжественного молчания вся жизнь, видно, прошла перед глазами поэта. И надо было прожить настоящую жизнь, чтобы написать эту настоящую вещь.
Как–то Степан Петрович сказал:
— Время многое отсеивает. Пожалуй, время самый справедливый судья.
Его поэма «Домик в Шушенском» и его лучшие стихи выдержали испытание временем.
Неподдельный лиризм органически слит в лучших щипачевских стихах с гражданственностью. Хорошо, крылато сказал поэт:
ОХОТНИК С АЛТАЯ
С зеленой обложки одного из номеров «Роман–газеты» улыбается седой человек. «Поэма о лесах», заключительная книга трилогии «Жизнь Алексея Рокотова», удостоенная Государственной премии. Не верится, что автора этого замечательного труда уже нет в живых…
Много лет назад я впервые увидел Ефима Пермитина, плотного жизнерадостного человека в зеленой охотничьей куртке. Потом нам довелось работать вместе в редколлегии российского литературного еженедельника. Ефим Николаевич многих заражал юношеской энергией, увлекал потоком самых разнообразных и всегда заманчивых идей. Его громкий и страстный голос будоражил даже самых медлительных. Сквозь всю жизнь пронес этот писатель–патриот большую любовь к родному Алтаю, к великой советской России.
У Ефима Пермитина была широкая, общительная натура. Его интересовало все на свете. Среди его друзей были люди самых разных профессий: и писатель Михаил Шолохов, и замечательный исследователь Арктики Иван Папанин, и автор знаменитой книги «Крестьяне о писателях» Андриан Топоров, бывший учитель алтайской коммуны «Майское утро», где родился космонавт‑2…
Советские и зарубежные читатели помнят и любят творчество Ефима Пермитина, начиная с повести «Когти» и романа «Капкан» и кончая размашистыми, многоцвет–ными эпопеями «Горные орлы» и «Жизнь Алексея Рокотова».
«Есть писатели, которые изображают в своих произведениях по преимуществу то, что хорошо «отстоялось» во времени… — писал в своей книге «Советский характер» Михаил Шкерин. — Одна из особенностей художнического дарования Ефима Пермитина состоит в том, что он черпает материал для своего творчества из текущей жизни, верно угадывая тенденции ее развития. В русской классике эта особенность более, чем другим, была присуща Тургеневу… В этом смысле талант Пермитина близок к тургеневскому. Повесть «Когти», эпопея «Горные орлы», роман «Ручьи весенние» создавались, так сказать, по ходу жизни… «Ручьи весенние» дают картину наступления на целину в 1954–1955 годах».
Пермитин смело лепил сильные, волевые характеры своих земляков, не боялся показать их исканий, ошибок, противоречий роста. Он ненавидел все мелкое, низменное. Зоркими глазами до самого своего последнего часа он вглядывался в душу народную, был ее певцом. «Счастье — это ожидание счастья», — сказала одна из героинь «Первой любви» и «Поэмы о лесах». Всю жизнь Ефим Николаевич жил в этом большом ожидании.