— А у тебя какие новости? — в свою очередь, поинтересовался Петриченко.
Колесник рассказал ему о совещании в Били-Монтиньи, о создании штаба по руководству партизанскими отрядами, о решении Национального Совета Сопротивления Франции оказать русским партизанам помощь деньгами и продовольствием.
Петриченко слушал его внимательно. Когда Колесник заговорил о том, что Комитет приказал ему сформировать новый партизанский отряд во Фреване, он удивленно заморгал глазами:
— А как же мы, елки-моталки?
— Будете действовать, как действовали, — ответил Колесник. — За командира останешься ты.
— И все же я не понимаю целесообразности этого шага, — признался Петриченко.
— С одной стороны — вовлечь в ряды участников Сопротивления новых бойцов, с другой — воспрепятствовать угону советских людей в Германию… тем более что речь идет не об отдельных лицах, а о сотнях граждан…
— Когда уходишь? — спросил тот глухо.
— Как только примем присягу…
— Присягу? — нахмурился Петриченко. — Это еще зачем? Ведь некоторые ее уже принимали…
— Вот именно — некоторые. И потом это приказ Комитета!
Петриченко вскоре ушел. Колесник остался один. Вынув из потайного места тетрадь, принялся за записи. Но ему помешали: на ферму неожиданно прикатили на велосипедах Алексей и незнакомая девушка.
— Вы просили связную, — сказал Алексей. — Вот, пожалуйста, Ольга.
Ольга — худенькая, чуть ниже среднего роста, с большими голубыми глазами, выглядела усталой.
— Вот уже много часов мы не слезали с велосипедов, — пояснил Алексей, — и, признаться, очень утомились.
Ольга не заставила себя упрашивать, она тут же забралась на чердак, закопалась в душистое сено и вскоре уснула. А Алексей задумчиво сказал:
— Странно бывает в жизни… Я русский, но день ото дня все больше убеждаюсь в том, что своих соотечественников не знаю. В самом деле, вот, например, Ольга, кто она? Можно сказать, девчонка, однако сегодня она преподнесла мне такой урок мужества, что я до сих пор не могу прийти в себя…
«Уж не влюбился ли ты, друг Алеша?» — подумал Колесник и улыбнулся. Алексей, видимо, истолковал эту улыбку как недоверие к его словам и загорячился:
— Да-да, я это нисколько не преувеличиваю! В общем, дело было так… В деревне Боваль нас предупредили: на мосту охрана, будьте осторожны… Но это только легко сказать: «Будьте осторожны!» Мы везли с собой для вас деньги, продовольственные карточки, тексты присяги, а что, если охрана станет обыскивать?
Еще не доезжая моста, мы увидели на нем немецкого солдата и французского жандарма. Я шепнул Ольге: «Ты глухонемая, на мосту не задерживайся!» Она так и сделала. Но только она прокатила мимо солдата, тот заорал, как боров под ножом: «Хальт!» Я показываю ему на уши, мол, женщина ничего не слышит. Но где там. Немец схватил автомат и начал строчить над головой моей спутницы. Ну, думаю, если Ольга оглянется — конец! Однако она сыграла свою роль до конца. Миновав мост, покатила дальше. Немец на мотоцикл — и вдогонку. Прижал ее велосипед к обочине дороги, столкнул в кювет. Поцарапал ногу. «Хальт!» — орет он над ее ухом. Ольга спокойно потерла ушибленную ногу, показала на уши: «Мол, ничего не слышу!» Только тут солдат наконец-то поверил в ее глухоту.
Алексей замолчал…
Перед тем как стать связной, Ольга прошла суровую школу. Война застала ее в Минске, где она незадолго перед тем вышла замуж. Когда немцы подходили к городу, супруги Борбук выехали в Руденский район и стали связными партизанского отряда.
Однажды им было поручено достать кожу для пошива обуви партизанам. Супруги отправились в Минск. Первая поездка прошла благополучно, но вскоре они напоролись на предателя, оказались в лапах гестапо. Вначале палачи пытали их, затем на глазах стали мучить их грудную дочь. Но они ни словом не обмолвились о товарищах. Все это кончилось тем, что Дмитрий был расстрелян, как потом было записано в протоколе, «при попытке к бегству», а Ольга оказалась во Франции, в лагере для восточных рабочих. Бежав из него, она вновь стала партизанской связной.
На рассвете Алексей укатил. Вслед за ним засобирался и Андрей. На вечер намечено принятие присяги, и ему поручено было оповестить об этом партизан.
Это был странный день. С утра палило солнце и стояла невыносимая жара, а в полдень пошел дождь. Он то переставал, то начинался вновь, надоедливый, мелкий, и сыпал, сыпал, словно из сита. Уже в сумерках дождь прекратился, но лишь только Колесник и Петриченко отправились на место сбора партизан, как он пошел вновь. Колесник подумал, что время для принятия присяги они выбрали, пожалуй, неудачно, но отменять приказ было уже поздно. К тому же он спешил во Фреван.