«Спекулянтскими» я назвал кооперативы, искусственно создававшие новые звенья торговых цепочек. Такие кооператоры получали товар по оптовым ценам и, пользуясь постоянным в СССР товарным дефицитом, перепродавали втридорога. Тушенку завод продавал по 40 копеек банка, система розничной торговли «накидывала» свое, и к покупателю банка тушенки поступала по 98 копеек.
А теперь появляется кооператив «Сукин и сын»; он покупает тушенку оптом по те же 40 копеек или, скажем, по 45 (естественно, «подмазывая» всех — от начальника, принимающего решения, до заведующего складом). А в магазины он сдает тушенку по 70 копеек. Или, того еще лучше, отдает ее по этой цене другому «кооператору», тот поднимает цену до 90 копеек.
В результате деятельности гигантов бизнеса потребитель в магазине платит в первом случае 1 рубль 50 копеек за то, за что только что платил 98 копеек. А если банка тушенки прошла через руки двух дельцов, то платит он и все 2 рубля из своей не очень большой и притом заработанной зарплаты. А два паразита, ухмыляясь, запихивают его денежки в свои карманы.
Деятельность спекулянтских кооперативов не приносила никакой абсолютно реальной пользы, не создавала никаких новых товаров и услуг — чистейший паразитизм.
Некий «перестроечный журналист» в 1988 году очень радовался: «А вовсе болгарские сигареты никуда не исчезли! Только они раньше стоили 50 копеек пачка, а стали стоить 5 рублей пачка!»
Действительно: я описал подъем цен в два раза… Но почему в два?! Сигареты «взлетели» в 10 раз. Из розничной продажи болгарские сигареты (и многое другое) пропали, чистая правда. А у «жучков», потом и в некоторых «кооперативных магазинах» болгарские сигареты лежали — та же самая «Стюардесса», «Опал» и «БТ», но цена уже в 10 раз выше.
Разумеется, такого рода практика только дискредитировала частное предпринимательство и «кооперативную» политику правительства. Но она создавала слой полукриминальных дельцов, целиком зависящих от номенклатуры. Опять же — если есть в СССР богатые люди, то пусть они будут «свои» и пусть будут «зависимые».
Полное впечатление, что некоторые кампании 1980-х были прямо направлены на создание именно такого слоя. Такова уже «алкогольная политика» Горбачева в 1986 году. То есть были силы, требовавшие от Горбачева немедленной кампании по «оздоровлению» и «деалкоголизации народа»: женские организации, часть интеллектуалов, профсоюзы. Была и традиционная вера коммунистов в возможность упрощенных решений. Наверное, многим из них искренно казалось, что стоит «побороть алкоголизм» — и СССР мгновенно, одним рывком решит все проблемы, вмиг окажется в коммунистическом раю.
Но было ведь и еще более простое: резкий рост нелегального производства алкоголя, в том числе низкого качества. Среди всего прочего водку стали продавать и предприятия ВПК — всегда с помощью спирта сушили порох. Теперь производство оружия снизилось, а «избыток» спирта и стали перегонять на водку и продавать. Не сами, конечно, а через посредников большей или меньшей степени криминальности.
Кооперативы спекулянтов наживали на водке просто фантастические барыши. Активные дельцы остро нуждались в кадрах и порой укоряли коллег по НИИ и по предприятиям, которые не желали заниматься таким «низким» делом:
— Маешься ерундой за гроши! Чистоплюйствуешь, а твоя Танька в одном платье второй год! Я свой первый «лимон» на водке уже год назад сделал! И ты сделаешь, а потом хоть год жопу грей в своем Коктебеле, хоть своей микробиологией занимайся!
Хотел того Горбачев или не хотел, но «борьба с алкоголизмом» и вызванный ею «водочный дефицит» стали огромным толчком криминализации экономики России и роста криминального капитала.
Таким же толчком стал и дефицит чая в 1988-м, и дефицит сигарет в 1990 году — уж эти-то дефициты созданы были откровенно искусственно, откровенно для того, чтобы дать побольше дохода делягам из кооперативов, спекулировавших государственными товарами.
Но была и третья категория кооператоров: производственные кооперативы. Было их вовсе не так уж мало… Сейчас трудно подсчитать, сколько именно, потому что в разных областях и краях считали их по-разному. Скажем, на юге России тех, кто работал от государственного предприятия, кооператорами не считали, и в статистику они не попадали. По разным данным, к 1990 году в масштабах СССР было не менее 3–4 миллионов частных предприятий, дававших хлеб насущный примерно 10 млн человек.
Это были и строители-шабашники, и мелкие торговцы, и владельцы мелких производств по ремонту или изготовлению всякой полезной мелочи, пошиву одежды и обслуживанию техники, кафешки и столовые… Много чего.