Канцелярские столы. Портьеры. Картины. Стеклянные перегородки. Телевизоры.
Всю корабельную библиотеку. Все книги. Все диски и записи. Сокровища истории, литературы и науки. Все знания мира. Дублирующие компьютеры. Люди избавлялись от своих личных вещей. Я тоже вынул запасную память из записной книжки и выбросил прибор в окно. Еще за один килограмм можно больше не беспокоиться.
- Проклятый корабль, - ругался Шон. - Все здесь такое легкое, что придется выбросить две трети, чтобы остаться в воздухе.
Судовой винный погреб. Нам пришлось запереть Фейста и дать ему снотворного. Он хотел выпрыгнуть следом за своими "Монтраше" и "Мутон Кадет". У нас появился соблазн не удерживать его - он весил добрых девяносто килограммов, - но капитан Харбо никогда не простила бы нам этого, и его отправили на ближайшей вертушке.
Земля все приближалась. Нейтральной плавучести в воздухе не бывает. Чем дальше мы плыли к северу, тем выше поднимались холмы. Скоро наш воздушный корабль превратится в огромное розовое покрывало, ползущее по бразильским горам.
Под нами все еще были черви. Мы замечали их то здесь, то там - проламывающихся сквозь зелень, щебечущих и поющих, зовущих нас и пытающихся слиться с нами. Когда мы врежемся в землю, они навалятся скопом.
Запищал мой телефон. Звонила Лиз. Капитан Харбо приказала нам покинуть корабль со следующей вертушкой.
- Встречаемся в главном салоне; я беру с собой последние бортовые журналы экспедиции, включая то, чего мы не передавали. Поможешь мне отнести их на верхнюю палубу.
- Уже бегу…
И тут вся эта штука начала падать.
Большую часть питательных веществ медузосвиньи извлекают из почвы, когда она проходит сквозь их тело; стадо медузосвиней может пробивать несколько метров туннеля в сутки. В то время как отдельные особи в слизневом комке могут перемещаться назад, чтобы отдохнуть, поспать, переварить пищу, все стадо остается активным. Секрет, выделяемый медузосвиньями, склеивает почву в плотное внутреннее покрытие туннеля. Это покрытие богато питательными веществами для хторранских растительных форм, которые неизбежно появляются следом за строителями туннеля.
"Красная книга" (Выпуск 22. 19а)36. Падение
В тираже обязательно найдется очепятка, которую пропустили в корректуре.
Соломон КраткийВсе началось со скольжения, словно "Иеронима Босха" потянули вбок.
Кто-то выкрикивал бесполезные уже приказы, кто-то просто кричал: "Нет, нет, нет", - отрицая реальность происходящего, как будто одного желания и силы легких было достаточно, чтобы удержать судно в воздухе.
Пол накренился - сначала совсем немного, но все-таки заметно, потом крен продолжал нарастать - все и вся поехало по полу трюма; судно переворачивалось под нашей тяжестью. Мы слышали, как хрустит и ломается что-то твердое, а потом откуда-то с кормы донесся грохот. Звук был не очень громкий и даже не резкий, но прозвучал на страшной, низкой ноте, которую слышишь скорее костями, а не ушами, - как будто кто-то извлек из мирового гонга одну-единственную глубинную ноту и ее вибрирующее эхо распухло в наших душах комом страха. Однако звук не затих - напротив, он разрастался все шире и шире, становился все громче и громче, и наконец первоначальный парализующий удар окончательно растворился во все затопляющей какофонии других звуков и хруста, доносящегося снизу;
Грохот все продолжался и продолжался, он длился целую вечность. Мое сердце падало вместе с кораблем. Я карабкался, стараясь за что-нибудь ухватиться…
Звуки - о, какие страшные звуки! Сначала тихий хруст где-то вдалеке, но, как и обманчиво мягкий первый удар, хруст не прекращался. Он становился все сильнее и сильнее, все ближе и ближе. Мы почти ощущали, как он продирается вперед по телу дирижабля и накатывается на нас огромной дребезжащей волной разрушения.
Звук состоял из множества оттенков, и каждый был страшен: звон бьющегося стекла, скрип и скрежет металла - огромные фермы опор гнулись и перекручивались, когда воздушное судно, словно покалеченное облако, обрушилось на верхушки деревьев. Оболочка огромных газовых баллонов лопалась и разъезжалась, пластиковое полотно с треском рвалось на куски и стелилось простынями на ветвях; все внутри корабля подернулось рябью и покорежилось.