- Пожалуйста, дай мне тигра - всего на несколько часов. Позволь мне найти ее.
Он по-прежнему молчал. Интересно, о чем он думает? Я терялся в догадках.
- Жизнью буду тебе обязан… - быстро заверил я, - Обещаю, что больше никогда не побеспокою тебя…
- Никаких сделок, - наконец ответил он. - Я не могу пойти на это, а вы не сможете сдержать свое слово. Мы слишком мало уважаем друг друга, чтобы заключать подобные соглашения.
- Рэнди…
- Подождите минуту, идиот. Я еще не закончил. Вы получите своего тигра.
- Да?
- Но это не имеет ничего общего ни с вами, ни со мной. Это никак не связано даже с тем, что вы ее любите. Просто это разумно.
- О господи! Спасибо, Рэнди.
- Не благодарите меня. Не смейте. И даже не думайте, что я делаю это из какого-то чувства к вам или вашему генералу. А самое главное, не вздумайте когда-нибудь напомнить мне об этом. Скоро у одного из тигров выйдет из строя летический интеллект. Чтобы найти причину поломки, понадобится примерно шесть часов. Это самый большой срок, на который я могу, не нарушая безопасности, вывести его из цепи, хотя у нас все равно образуется блуждающая дыра. А теперь давайте код вашего терминала.
- Ох, ну и дерьмо, - выругался я.
- У вас нет терминала?
- Точно.
Наступило молчание.
- Рэнди, подожди минуту.
Мой мозг работал на полных оборотах,
- И вы не можете достать его, я правильно вас понял?
- Мне даже этот телефон пришлось украсть, Рэнди…
Он вздохнул. Громко.
- Маккарти, вы просто невыносимый человек.
Снова наступила пауза. Я не представлял, что может взбрести ему в голову. Насколько я знал Рэнди, он запросто способен похерить всю идею.
Наконец он сказал:
- У меня появилась одна мысль. Только не знаю, получится ли. Вы останетесь на этом номере?
- Я никуда не двинусь.
- Я перезвоню вам.
- Рэнди, спасибо.
- Я пока еще ничего не сделал. А если бы и сделал, то в ваших благодарностях не нуждаюсь.
- Ты действительно так сердит на меня?
- У вас есть возражения?
- Ты выше мелкой мести? - с надеждой предположил я.
Он немного подумал.
- Не в этом дело. У меня как раз подходящий рост для мелкой мести. На самом деле то, что я сейчас делаю, ничего не меняет в наших отношениях.
Когда ее найдут, все останется по-прежнему.
И Данненфелзер отключился.
Спустя двадцать минут в палатку бурей ворвалась доктор Шрайбер и, протянув руку, щелкнула пальцами.
- Отлично, где он?
- Что - где? - переспросил я.
- Проклятый телефон.
Я попытался прикинуться идиотом.
- Проклятый телефон? Вы же не дали мне его.
Но это не помогло.
- Я знаю, что у вас есть телефон. Мне известно, что вы получили его от этого маленького педика Шона. Мне также известно, что вы звонили Данненфелзеру. Вы, голубые, думаете, что вам все позволено, да?
Неужели я выглядел так же, когда говорил подобные вещи? Неожиданно меня охватила острая ненависть к Шрайбер. Неожиданно стало стыдно за себя.
Неожиданно захотелось убить ее.
- Телефон! - повторила она.
- Катись к дьяволу.
-Только после тебя, альфонс, - заявила она, воткнув мне в руку инжектор. Я потерял сознание так быстро, что даже не успел сказать, что я о ней думаю.
В самой большой и наиболее населенной центральной зоне мандолы наши датчики обнаружили, что почти все главные спиральные туннели ведут вниз к очень большим камерам, заполненным густой органической жидкостью.
Чем старше камера, тем она больше и тем гуще содержащаяся в ней жидкость. Темная и вязкая, по внешнему виду и консистенции она, как правило, похожа на машинное масло, хотя в отдельных случаях обнаруживалась жидкость, напоминающая патоку, или даже смолу. Несомненно, что эти камеры и их сиропообразное содержимое предназначены, для отдыха гастропод, вырастающих до таких размеров, что они утрачивают способность передвигаться[6].
Эти камеры-резервуары явно служат "усыпальницами" для старейших членов хторранской семьи. Когда масса червя достигает трех-четырех тонн, животное перестает двигаться и превращается в неподвижную глыбу голодного пудинга. Когда гастропода приближается к этому порогу, то обычное передвижение требует от нее таких энергетических затрат, что потребляемая пища их не покрывает.
Поэтому животное уходит "на отдых" в свободную камеру-резервуар. Жидкость создает плавучесть и обеспечивает питательными веществами, позволяя гастроподе прожить еще некоторое время.
Во время периода "отдыха" за старой гастроподой ухаживают более мелкие и молодые члены семьи. Старики издают неумолкаемую рокочущую мелодию, которая служит камертоном для всей семьи и, возможно, для всех остальных существ, живущих в гнезде.
Хотя данные наших наблюдений ограничены, мы считаем, что, когда гастропода умирает, сироп в камере трансформируется, равно как и многие живущие в нем микроорганизмы. Различные мелкие существа, обитающие в нем, даже начинают роиться. А в результате происходит разложение тела мертвой гастроподы до соединений, которые могут быть снова использованы организмами, для которых мандола является организмом-хозяином.
Вход в камеру на время закрывается, так как процесс разложения трупа, по всей видимости, довольно вреден и может заразить другие части гнезда.
44. Дуайн
Почтальон может потерять что угодно, кроме работы.
Я провалялся без чувств, должно быть, весь день. К тому времени, когда я приплыл к состоянию, напоминающему сознание, заходящее солнце уже превратилось в горизонтальную решетку красных лучей, косо пробивающихся сквозь деревья. Вид был зловещий. Клубы пыли, стоявшие в воздухе, не давали дышать. Проносившиеся над головой вертушки ревели, как ураган. Я уже был не в своей палатке, а лежал на земле. Вокруг бегали незнакомые люди. В незнакомой форме. Я приподнялся на локтях. Мы находились на абсолютно круглой выжженной поляне, над которой стоял запах кордита, - импровизированном аэродроме, который выжгла скользящая бомба, сброшенная с вертушки. Поляна была забита всевозможным военным снаряжением, солдатами, пауками, машинами, тиграми, ящиками с оборудованием, тюками с боеприпасами.
- Что происходит? - попытался узнать я, но никто не остановился. Я схватил пробегавшую мимо фигуру.
- Помогите мне! - закричал я. - Кто-нибудь, помогите.
Но на меня не обращали внимания. Я начал визжать…
- Мы эвакуируемся, - сказал кто-то. - Вы улетите на следующей вертушке, не беспокойтесь.
Издали доносились выстрелы и приглушенный рев огнеметов. Над деревьями стелился едкий дым. А потом я услышал другой звук - многоголосый, пурпурный и красный, рокочущий от гнева. Сражение приближалось.
- Нас атакуют! - крикнул я.
- Все в порядке, - ответил кто-то. - Мы удерживаем линию обороны. Вы в абсолютной безопасности. Вас заберет следующая вертушка. Мы просто ждем, когда сбросят еще одну скользящую бомбу. Нужна вторая посадочная площадка.
А затем я снова остался один, снова в ожидании. Каким-то образом я ухитрился сесть и огляделся. Я был привязан к носилкам. По обе стороны от меня выстроились другие носилки. Кое-кого из лежащих на них я не мог опознать - они уже были упакованы в мешки. Тем не менее недалеко от себя я увидел Шона - то ли мертвого, то ли без сознания. Выглядел он плохо. Что-то сильно его помяло.
- Л-лягте назад, - раздался шепелявый голос за моей спиной.
Я обернулся:
- Дуайн!
Она по-прежнему была обиженной и злобной.
- 3-замолчите, м-мистер Шим Макхарти. 3-закройте рот и л-ложитесь. - От гнева ее заикание почти прошло.
- Дуайн, послушай. Прости меня. Я идиот и негодяй. Я не знал, что говорил. Был зол на тебя, на себя и поэтому говорил разные жестокие и злые веши. Ты понимаешь, да? Ты же знаешь, что иногда люди делают совсем не то, потому… ну, потому, что они растерялись. Можешь ты это понять?
Она моргнула, смутившись. Покачала головой.
6
Что дало повод шутникам, специализирующимся на черном юморе, назвать эти камеры хторранским хосписом. (Прим. авт.)