— Не поверят, — покачала головой девушка, снимая с петли на поясе небольшой топорик. — Снежные ящеры парами не ходят… Ты сама рассказывала.
— Не поверит, так я Шаману эти рога в задницу запихну, — кровожадно пообещала охотница. — Нечего было пытаться нас кинуть. — И неожиданно жалобно скривив лицо, запищала противным фальцетом: «Ай, люди добрые, вы, вижу, из тех, что оружием на хлеб зарабатывают? Поиздержались немного в пути, небось? Дело у меня есть к вам небольшое… Тут у нас волколак завелся, скот резать повадился… вы уж нам помогите, а мы в долгу не останемся. По две бочке бензина за голову даем… Мы-то люди маленькие, а у вас вон какие ружья… Вам-то дел на пол дня, знаем мы, где его логово… Пожалейте детишек, а мы вам восемьсот литров чистейшего, честь по чести.». Ага, волколак. — Зло сплюнув, женщина раздраженно зачерпнула пригоршню снега и стала растирать лицо. — А выводок снежных червей-переростков с маткой во главе, не хочешь? Хорошо еще, что я тебе их яйца разбить не дала…
— Он не думал, что мы здесь останемся. — Губы девушки невольно растянулись в улыбке. — И у них, действительно, почти нет оружия. Пара самопалов у охотников не в счет…
— Вот и решили полезного барахла с наших трупов подобрать… — мрачно заметила женщина.
— Ллойс…
— А?
— Ты… может, все-таки, расскажешь, как…
— Кисонька, и ты об этом только сейчас спрашиваешь? — Вскинула бровь наемница. — Спустя почти два месяца?
— Ну… — Немного смутившись, девушка опустила топор. — Я все ждала… И думала — ты не хочешь говорить…
— В джете была катапульта, — буркнула Элеум. — Друг помог мне ее запустить. Ее и ракеты.
— Друг? — Удивилась Кити.
— Друг, — кивнула Элеум. — И ты права. Я не хочу об этом говорить.
— Ллойс…
— Ну что?! — Брови наемницы сдвинулись к переносице.
— Ты стреляла… Про то, что ты бы добежать не успела, это ведь, неправда… Ты боишься сорваться? Как… с тем торговцем?
— Ну, почему ты такая докука… Сказала же: не успела, значит, не успела. — Раздраженно засопев, Ллойс зло сплюнула под ноги и поспешно отвернулась. — Да. Боюсь. — Выдавила она из себя, спустя минуту. — Это, как под самой забористой дурью, кисонька. Почти все время весело и по кайфу… Хочется рвать, ломать крушить, давить. Убивать. Еще и еще. Что-то во мне очень хочет убивать, Кэтрин. Делать больно. Когда я… перестаю сдерживаться, то начинаю просто тащиться от боли. Своей и чужой. Поэтому я боюсь. Больше всего боюсь, что не смогу остановиться… или не узнаю своих друзей. Раньше меня как-то сдерживало отсутствие части памяти, а сейчас… Сейчас, — глухо хохотнув, наемница зло пнула успевший нарасти вокруг голенищ сапог сугроб, — мне, похоже, не хватает рабского ошейника. А торгаш сам виноват. Нечего было угощение травить. Тоже мне, охотник за рабами нашелся.
— Ты его… ты его лицо съела. — Резко посерьезнела Кити.
— Не лицо, а нос и щеку. И не съела, а откусила. Я потом все выплюнула… Честно. — Пожала плечами наемница. — Подумаешь, большое дело… А у тебя другие варианты были? Зеро тормозил, ты тоже… А у меня даже ножа нормального не было…
— Но ты… ты, ведь, это контролируешь? — Девушка печально вздохнула.
— Отчасти. Отчасти, сладенькая. Но в случае чего, я знаю, по крайней мере, один выход… Дешево и сердито. — Похлопав ладонью по стволам ружья, Элеум криво усмехнулась. — Отстреленную башку я точно не отрегенерирую.
— Ллойс… Не надо так…
— Руби, давай, — с беззаботным видом отмахнулась наемница и принялась с преувеличенной внимательностью вглядываться в снежную круговерть.
— Ллойс… Тебе не холодно?
— Да не очень, — ответила Элеум, поудобней перехватывая ружье. — Замерзла? Говорила вам, что надо было на юг бежать. Сдались тебе эти ледники. Или ты хотела посмотреть на мою родину? Ну, на, любуйся. Это называется сезон бурь. Шесть месяцев радиоактивных осадков и холода. Гребаные полгода, когда местные закапываются под землю и глушат самогон литрами…
— Не злись… И спасибо. Еще чуть-чуть, и меня бы сожрали.
— Цени. — Фыркнула наемница.
— Да я и ценю, — невольно улыбнулась Кити.
— Слушай, а у тебя выпить не осталось?
— Ты что, всю флягу умяла?.. Там же грамм триста самогона было!
— Ну… не восстановилась я еще. У меня от этой сырости кости ноют. Мне надо на солнышке греться, вкусняшки кушать, а не в этой ледяной тундре зад морозить. — Ворчливо заметила Ллойс и неожиданно задорно показала девушке неестественно длинный и острый язык. — Так есть или нет?