На этих словах Мария замолчала.
- А дальше, - теперь уже потребовала я. - Что было дальше?
- Дальше... В течение семнадцати лет я была счастлива... - продолжала Мария. - Всё происходило ровно так, как рассказывала Аллочка - не было ни одного сбоя. Мне было легко: я жила так, как будто играла в спектакле по выученному заранее сценарию. А когда мы с Володенькой вернулись из Канады домой, то я поняла, что материнство - моё единственное предназначение в этой жизни! Володенька рос смышлёным и здоровым мальчиком, в четыре года он уже умел читать и писать. Я не знаю, что испытывают другие матери, но я чувствовала в себе такую нежность к своему сыну, что даже и думать ни о чём кроме него не могла. Он засыпал под мои сказки и просыпался от моих поцелуев. Даже когда он был совсем малышом, я всё равно чувствовала его заботу о себе, он очень любил за мной ухаживать: всё подаст; дверь откроет; если - не дай бог! - простужусь, то от кровати не отойдёт, из школы десять раз позвонит, чтобы я не забыла таблетки принять. Ой, да что вы! Стихи мне писал! Вот: «От всех невзгод, мне материнская любовь - защита. Сильнее счастья нет, чем ощущать её... Лишь для тебя душа моя открыта. Со мной всегда присутствие твоё...». - представляете, в шестом классе на Восьмое марта мне сочинил! Потом, конечно, когда вырос, шутил, мол: «Влияние Жуковского чувствуется, очень уж пафосно получилось...».