Он вскарабкался по ступеням крыльца, чувствуя на спине разгоряченное хриплое дыхание преследовавшего его попятам Барабанщика. Мохнатая когтистая лапа скользнула по его обнаженной шее, разрывая воротник рубахи, и от этого внезапного прикосновения он почувствовал, как сердце вновь переполняется ощущением дикой, леденящей паники. Но вот дверь захлопнулась, отсекая путь его грозному преследователю, и он побрел по длинному, темному коридору к своей спальне. Вот закрылась очередная тяжелая дверь, щелкнула задвижка, и он, сотрясаясь от раздиравших грудь отчаянных рыданий, рухнул на кровать, застыв в неподвижной позе.
Еще никогда враг не подбирался к нему столь близко, и пока он лежал, тихо вздрагивая от обессиленного плача и едва различимых, бессвязных фраз благодарности и признательности судьбе, в приближающемся рассвете чудесного утра постепенно стали проступать то четче вырисовывавшиеся, то снова расплывавшиеся очертания знакомых предметов. Вся его одежда промокла от пота; сердце нестройно подрагивало, но снаружи, из сада, доносилось все более громкое чириканье вьюрков, хотя теперь он уже не спал — и был в безопасности.
Едва осознав это, он почувствовал, как его захлестнула мучительная от своей безудержной мощи волна облегчения, и он позволил себе безмятежно разметаться на смятых простынях.
— Это все вчерашняя проклятая жирная пища, — пробормотал он себе под нос. — Не надо было даже прикасаться к ней…
И тут же замер, отказываясь верить в чудовищный кошмар. Что это? Чьи тяжелые шаги ступают там, в холле?
Что-то шло по коридору, приближаясь к дверям спальни, и сердце его вдруг забилось в унисон звукам чуть поскрипывающих половиц.
В следующее мгновение раздался оглушительный треск, и массивная дверь разлетелась прямо по центру, словно была сделана не из дерева, а из мокрой картонки. Волосатая лапа, на которой отчетливо прорисовывались тугие мускулы, яростно протиснулась в проломанное отверстие и принялась ощупывать пространство перед собой.
Он закрыл глаза. Грохот сердцебиения нарастал в безумном крещендо. Забравшись под одеяла, съежившись подними и цепенея от страха, он почувствовал, хотя, разумеется, ничего не мог видеть, прыжок Барабанщика, опустившего свое грузное тело на его слабо вздымавшуюся грудь.
От этого внезапного соприкосновения с грубым и лохматым существом биение его сердца замерло, словно подчинившись повелительному взмаху руки невидимого регулировщика жизненного движения. Какое-то бесконечно долгое мгновение он чувствовал усевшееся у него на груди существо и ощущал теплое зловоние его дыхания, вырывавшегося из угрожающе подрагивающих ноздрей.
Из этого второго сна, который, казалось, обманным путем перенес чудовище в его реальный мир, спасения уже не было. Две пучины — одна черная и холодная, а другая пурпурная и теплая — внезапно нахлынули на него, словно вступив между собой в безмолвную и бесполезную тяжбу. Он осознал — правда, уже слишком поздно — что именно уселось ему на грудь, но знание это пришло вместе с окончательным воцарением торжества темноты, ввергнувшей его в ночь, конца которой не было и никогда не будет.
Обнаружили его в то же самое утро. На груди его, аккуратно вобрав когти и мягко урча, покоился большой персидский кот Белшазар, который мирно дремал в теплых лучах солнца, освещавшего перекосившееся от невыносимой боли лицо его хозяина.
Врач поставил диагноз — тромбоз сердечной мышцы. Это действительно означало смерть.
Джозеф Шеридан Ле Фану
БЕЛЫЙ КОТ ИЗ ДРАГМАНЬОЛА
Родственник драматурга Ричарда Шеридана, Джозеф Шеридан Ле Фану (1814–1873), отказался от карьеры юриста ради журналистики и, в конце концов, стал владельцем и издателем нескольких журналов, в том числе «Журнала Дублинского Университета», в котором он опубликовал многочисленные рассказы на темы ужасов и сверхъестественного. Помимо этого, в период с 1845 по 1873 годы он написал четырнадцать романов, из которых наиболее известны «Дом на Церковном дворе», «Шах и Мат» и «Дядя Сайлес» — шедевры литературы о силах зла. Среди множества его рассказов есть история о вампирах «Кармилла», неоднократно экранизировавшаяся: одна из последних ее киноверсий — фильм «Любовники вампира».
К концу жизни увлечение Ле Фану темами смерти и ужасов сделали его одиноким, все более избегающим общества человеком. М. Р. Джеймс, весьма авторитетный эксперт в данной области, считает его лучшим британским автором историй о призраках.
«Журнал общества физических исследований» в январе 1927 года рассказал о призраке белого котенка, который много раз являлся людям на протяжении тринадцати лет, причем часто — нескольким очевидцам одновременно. Каждое такое появление белого котенка спустя короткое время сопровождалось смертью человека, каким-либо образом связанного с этим появлением. В ряде случаев последствием была не смерть, а начало неизлечимой болезни.
Есть также много свидетельств о черных фантомных Кошках, чьи появления предшествовали смерти кого-либо из обитателей дома. Специалисты по оккультным наукам единодушны в мнении, что из всех призраков животных призраки Кошек — значительно активнее всех прочих.
Есть знаменитая история о белой кошке, которую каждому из нас поведали в раннем детстве. Я собираюсь рассказать здесь историю белой кошки, которая совершенно не похожа на любезную очаровательную принцессу, на время принявшую кошачье обличье. Та белая кошка, о которой буду говорить я, была куда более зловещим животным.
Когда путешественник, направляющийся из Лимерика в Дублин, оставляет слева холмы Киллалоу, а прямо перед собой видит гору Киипер, то справа он оказывается охваченным множеством холмов пониже. Волнистая равнина, плавно спускающаяся по обе стороны дороги, с разбросанными тут и там группами деревьев придает всему окружающему несколько диковатый и одновременно меланхолический оттенок.
Среди немногих человеческих жилищ на этой одинокой равнине, посылавших к небу струйки дыма, находилось небрежно крытое соломой строение из обожженной глины, дом «крепкого фермера», как называли в Мюнстере наиболее процветающих представителей класса арендаторов. Дом этот расположился посреди группы деревьев на берегу извилистого ручейка, примерно посередине между горами и дорогой на Дублин. Дом уже в течение нескольких поколений населяли Донованы.
Оказавшись в этой отдаленной местности и желая изучить некоторые древнеирландские рукописи, попавшие ко мне в руки, я искал учителя, который мог мне помочь в древнеирландском. Мне рекомендовали мистера Донована, человека глубоких знаний, мечтательного и безобидного.
Я узнал, что он окончил колледж Святой Троицы в Дублине и теперь зарабатывал на жизнь учительством. Особое направление моих исследований отвечало его национальным пристрастиям, и потому он охотно пользовался возможностью изложить свои давно выношенные суждения и долго хранившиеся сведения о своей стране и начальных периодах ее развития. Именно он и поведал мне нижеследующую историю, которую я и хочу воспроизвести здесь так, как услышал от него.
Мне довелось самому видеть старый деревенский дом с фруктовым садом, где стволы гигантских яблонь поросли мхом. Я осмотрел причудливый ландшафт, окружавший дом; лишенную крыши и поросшую плющом башню, которая лет двести назад давала изгнанникам защиту от нападений и насилия; заросший кустарником холм, расположившийся примерно в ста пятидесяти шагах, напоминал о трудах ушедших поколений; темные очертания старого Киипера в отдалении; одинокая цепь покрытых вереском холмов, образовавших ближний барьер; множество серых камней и кучки карликовых дубов и берез. Непреходящая атмосфера одиночества делала этот пейзаж вполне достойным фоном для фантастического, дикого и загадочного происшествия. И я вполне мог себе представить, как серым зимним утром, когда все вокруг покрыто снегом, или в холодном великолепии лунной ночи, этот вид мог настроить романтичный ум простодушного Дэна Донована на мистический лад и побудить воображение к порождению иллюзий. Справедливости ради, стоит, однако, сказать, что я не встречал еще человека более прямодушного и надежного, на честность которого вполне мог рассчитывать.