Суп по-норвежски из любимого супермаркета, на десерт — круассан, купленный в кофейне по пути домой. Приняв душ, я переодеваюсь в пижаму, вооружаюсь кружкой травяного чая и залезаю в кровать. Сегодня я решила лечь пораньше, потому что с завтрашнего дня возобновляю пробежки в парке. Быть может, ранняя физическая активность привнесет огня в мою жизнь.
Бульк.
От неожиданности я едва не проливаю чай на одеяло. Осторожно поставив кружку на тумбочку, с опаской смотрю на телефон. Расслабленность перед сном моментально улетучивается, замещаясь гулкой вибрацией крови, напитывающейся адреналином. Откуда взялась такая реакция? Я ведь уже все для себя решила.
«Ты уже дома? Чем занимаешься?»
Что магического есть в этих вопросах, отчего так хочется на них ответить? Возможность потешить свое эго тем, что красивому мужчине хочется знать, какими неинтересными вещами я занимаюсь в вечер понедельника?
Проклиная свое неугомонное тщеславие, я печатаю:
«Собираюсь спать».
Достойный намек о неуместности дальнейшей переписки, как по мне.
Возвращаю телефон на подушку и тянусь за чаем. Если Савва не дурак и не мазохист, он поймет, что дальше писать не стоит.
Бульк.
«Ты лежишь в кровати?»
Кружка так и остается стоять на тумбочке, зато непроизвольно сжимаются колени. Перед глазами снова проносится эта чертова картина: белый свет фонаря, испепеляющий взгляд и жар чужой руки, вбивающий под кожу немое требование «Пригласи».
Ты серьезно, Мирра? Это лишь неуместный, довольно банальный вопрос.
«Я сказала, что собираюсь спать»
«Ты вспоминала об мне?»
Замерший кадр вчерашнего вечера оживает, превращаясь в кино, снятое по чьему-то извращенному сценарию: пальцы, сжимающие мое запястье, поднимаются выше, пробегаются по предплечью, касаются ключицы. Синий взгляд становится совсем близко, терпко-горячее дыхание сливается с моим подбородком.
Живот окатывает жаром возбуждения, и я невольно закрываю глаза, отчего неправильное кино лишь набирает обороты. Твердое тело на мне, прерывистые вздохи, хриплый голос, звучащий над моим виском.
Не дав себе времени передумать, я накрываю пальцем значок приложения и делаю то, что собиралась сделать со дня его установки: жму «удалить».
9
— Лисицына крайне благосклонно восприняла идею о вводе базовой линейки в их магазины на условиях трехмесячной отсрочки. В случае вашего одобрения я буду настаивать на сокращение отсрочки до сорока пяти календарных дней.
Я удерживаю тяжелый взгляд генерального, обыскивающего мое лицо, и после того, как он начинает постукивать карандашом по столу, переключая внимание на остальных участников совещания, позволяю себе откинуться на спинку кресла. Карандаш — это всегда хороший знак. Так Андреев обмозговывает идеи, которые, по его мнению, являются перспективными.
Валерия Лисицына — владелица сети косметических магазинов уровня масс-маркет, которые за последний год фактически уничтожили других конкурентов благодаря демократичной ценовой политике и широкому охвату торговых точек. Поставка им нашей базовой серии очищения и увлажнения может стать моим вторым крупнейшим контрактом со времен подписания договора с «Серебряным Гранатом», и вывести меня, как руководителя, на совершенно новый уровень.
— Не вижу реакции других участников совещания на новости, — с деланным недовольством басит генеральный, по очереди задерживаясь глазами на каждом из трех своих любимчиков. «Любимчиками» мы с Ириной окрестили глав рекламного и маркетингового отделов и заместителя — единственных, к кому такая скептичная и упрямая личность, как Андреев, готов прислушиваться.
— Я только на прошлой неделе Фомину показывал цифры их товарооборота за квартал, — оживает любимчик номер один, Сергей Лединский. Он работает в компании относительно недавно, но успел расположить к себе многих, включая меня. Ему тридцать три, но он выглядит младше благодаря худобе и молодежной манере одеваться. Счастливо женат и явно наслаждается своей работой. К гармоничным людям, как правило, всех тянет. — Показатели впечатляющие.
— Услышал тебя. Ты что скажешь, Виктор Леонидович?
«Виктор Леонидович» — это Колесов, рекламщик. Конфликтов я с ним не имею, но и симпатии не испытываю в силу своих человеческих предпочтений. Я люблю понимать людей, а общаться с Колесовым — это будто сидеть на пороховой бочке. Один день он фонтанирует гениальными идеями, воодушевляя целый отдел, а уже на следующий запирается у себя в кабинете и на каждую попытку обратиться к нему по рабочему вопросу, упавшим голосом сообщает, что его постиг творческий кризис и сегодня он к конструктивному общению не расположен. Возможно, такова оборотная сторона креативности, но лично я отказываюсь ее принимать, ибо она мешает выполнению поставленных задач. Вряд ли креативность и дисциплинированность — взаимоисключающие понятия.