Я захожу в душевую кабину и с грохотом сдвигаю ее створки. Хватит. Лучше подумать над тем, что сказать Андрееву о своем невыходе на работу. Может, так и сказать? «Меня собирался изнасиловать бомж, Константин Борисович. Требуется пара дней, чтобы морально восстановиться».
Перед глазами моментально всплывает удовлетворенное лицо Гордиенко, и я морщусь. Вот кто не преминет обернуть ситуацию против меня. С женщиной сложнее иметь дело, потому что ее можно легко изнасиловать, и в последствии она не выйдет на работу. И ведь не поспоришь: мужчин действительно насилуют куда реже.
Как бы там не было, сегодня на работу я точно не выйду, в противном случае это будет попахивать фанатизмом. Андреев все же женат, и у него тоже есть дочь. Может, произошедший со мной инцидент всколыхнет в нем родительские чувства, и он не позволит мудаку Гордиенко оккупировать себе мозг хотя бы ближайшие сутки. Контракт с «Аэлитой» должен быть моим.
Когда я выхожу из душа, замотаввшись в новый халат(старый сменила намеренно, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций), то застаю Савву на кухне, уставишимся в телефон.
На что я надеялась? Что он просто уйдет, прикрыв за собой дверь? Маловероятно.
— Ты не стал делать себе кофе? — я киваю в сторону кофемашины и иду к шкафам, чтобы достать чашку. — Будешь?
Ответа не следует, и тогда мне приходится снова посмотреть на него. К счастью, рубашка на нем застегнута, как и брюки. Красивый парень. Очень. И даже заспанные глаза и растрепанные волосы его ничуть не портят, и будто делают… сексуальнее. И губы яркие, распухшие. Черт.
Странное это чувство: хотеть, чтобы человек ушел и одновременно любоваться им. Но Савва же «слишком» для тебя, ты ведь помнишь, Мирра? Ни в коем случае нельзя об этом забывать.
— Ну так что? — я улыбаюсь ему официальной улыбкой, дающей понять: с утра мы порознь. — Сделать тебе кофе?
— Трусиха, — глухо и резко изрекает он, убирая телефон в карман брюк. — Снова прячешься за своим тесным скучным панцирем.
Улыбка сползает с моего лица, но я насильно натягиваю ее обратно. Даже если он увидел меня вчера потерянной и испуганной, это совсем не означает, что ему позволительно так со мной разговаривать.
— Никакого панциря нет. Это и есть моя жизнь: комфортная и взвешенная. И я чувствую себя в ней отлично, Савва, что бы там не думал.
Синие глаза вспыхивают гневом, от которого мне слабовольно хочется отступить назад.
— Ты врешь не только мне, но и себе. Вчера ты была настоящей: честной и нуждающейся.
Стиснув зубы, я отворачиваюсь к шкафу и начинаю греметь чашками. Он слишком много о себе возомнил. Я не приглашала его в свою жизнь. Он в нее просочился и теперь пытается навязать мне свою теорию о совпавших дефектах.
— Спасибо тебе за спасение, Савва, но давать оценку тому, правильно ли я живу, я не позволяю даже собственной матери.
В подтверждение своих слов я вновь поворачиваюсь к нему и смотрю в его невероятные глаза. Вчера он обыграл меня по всем фронтам, но сегодня я снова в ресурсе. Нет, я не маленькая потерявшаяся девочка, которую нужно спасать. Я та, кто в восемнадцати лет заботится о себе сама, и до вчерашнего момента прекрасно с этим справлялась.
— Вчера я сказал, что ты для меня особенная. Это правда.
Он не пытается меня тронуть или польстить. Он произносит эти слова гневно и с с вызовом, после чего подхватывает пиджак, перекинутый через спинку барного стула, и выходит из кухни. В прихожей раздается шорох надеваемой обуви, и когда я, хромая, выскакиваю, чтобы его проводить, Саввы уже нет.
14
— Константин Борисович, я прекрасно понимаю, что имеет в виду ваш заместитель, и поверьте, в ситуации десятилетней давности я бы первая подняла руку в знак согласия. Но не сейчас.
Я беру намеренную паузу и смотрю в глаза генеральному. Давай. Возьми в руку эту чертов карандаш и готовься меня слушать.
Пальцы Андреева пробегаются по остро отточенному карандашу с надписью «Ландор», пару секунд постукивают по нему, но не поднимают.
— Излагай свою точку зрения, Мирра. Матвея Андреевича я уже накануне выслушал.
В этом никто и не сомневался. Именно поэтому на лице Андреева в данный момент процветает снисходительный скепсис. В одном Гордиенко не откажешь: он умеет быть убедительным. Наверняка с пеной у рта вещал о своей великой миссии поддержания имиджа «Ландор». На словах этот мудак исключительно чистоплотен и высокоморален.
— Во-первых, я хочу развеять мифы о том, что Лисицына продает низкосортный ширпотреб. Это не так. «Лаурель», «Седерма», «Риволис» с успехом сотрудничают с «Аэлитой». Если нужен будет более подробный обзор их ассортимента в качестве доказательств, я могу запросить данные в отделе Ледовского.