Выбрать главу

– Просто это… Вы не находили после юбилея оставленные кроссовки здесь?

– Кроссовки? – задумалась тетя Сирень.

– Ага, маленькие, синие, с белыми полосками по бокам. Как эти, – он вытянул ногу. – Только поновее.

– Да нет вроде бы. Не помню, чтобы чья-то обувь осталась, – она слегка пожала плечами. – И кроссовок… не находили. Все разошлись по домам, не мог же кто-то босиком уйти.

Тетушка рассмеялась.

– Ага, точно, – довольно прыснула Катька.

– А что? Ты оставил, что ли, кроссовки? – уже без смеха спросила тетя. – Потерял?

– Кажись, – протянул Женя.

– А это?.. – указала она на его ноги.

– Это мои старые. Запасные, – соврал он и отвел взгляд. – Ну… ладно тогда.

Спустился с крыльца.

– Не знаю, Жень, я не находила. – Тетушка, наоборот, шагнула к крыльцу. – Может, Вася нашел. Хотя он бы мне сказал. Или дети, может.

– Ничего, теть Сирень, мы еще поищем, – махнула Катька и попятилась к воротам.

– Я у них спрошу тогда. Про кроссовки. Если что вдруг, вам потом передам, – пообещала она.

– Да? Спасибо, хорошо, – закивал Женек. – До свидания.

И пошел следом за сестрой.

Сразу за воротами они наткнулись на Мишу.

– О, какие люди! – обрадовался он. – Что, хотели снова «Король Лев» посмотреть? В… четвертый раз? – И подмигнул.

– Как – в четвертый? – не поняла Катя, потом посмотрела на Женю: – Вы, что без меня смотрели?

Он нетерпеливо замотал головой. Ага, конечно, ну, не мог Миша не напоминать про перемотку, его новый любимый прикол.

– Миш, мы просто… зашли воды попить, – придумал он.

– Ну, ясно, – кивнул брат и взялся за ручку двери.

Катя двинулась с места. Женя помедлил и все же спросил:

– Миш, ты не знаешь, почему Дима… ненавидит кошек?

– Тоже звал на охоту? – усмехнулся он.

– Ну.

– Он не ненавидит кошек. На самом деле, Дима их боится, – довольно улыбнулся Миша.

– Серьезно?

– Забыл, как он подпрыгнул тогда и смотался? – рассмеялся Мишка. – Ты не знаешь, но раньше, наверно, каждый раз, когда мы вспоминали эту легенду, он повторял, мол, никакие кошки не умные и не опасные, и хвалился, как в детстве с палкой гонялся по двору за своими котами, хвосты им поджигал и так далее.

Он сделал паузу.

– И? – спросила Катя.

– Коты у него были оба рыжие. Вот он и подскочил с испугу, когда к нам заявились два рыжика, – хохотнул Миша. – Боится он их, поэтому, может, и ненавидит.

– «Были»? Ты сказал. То есть?.. – Катька не договорила.

– Не знаю, может, сбежали, может, умерли… сами то есть.

– Всегда знал, что он урод, – не сдержался Женька.

– Так ты что, значит, «Короля Льва» без меня смотрел?

– Нет, конечно. Мишка прикалывается просто.

Сразу домой они не пошли. Решили заглянуть в магазин, чтобы взять себе по мороженому. Придумала это Катя, Женьку же казалось, что ему кусок в горло не полезет. Как из-за истории с Костиком, так и от того, что мороженое и магазин напомнили ему, как они с Марусей лакомились пломбирами.

С того дня он ее не видел. Шел четвертый день, но в тайнике Почтовой Осины ответа от нее по-прежнему не было. Это печалило – неужели снова обиделась? – и, что хуже, это и тревожило. Возможно, потому он все же пошел с сестрой, слабо надеясь, что, может быть, мороженое все-таки поднимет ему настроение хоть чуточку.

Магазин, один единственный, располагался на въезде в деревню. И топали к нему они по улице, параллельной той, где жили сами, но такой же широкой и земляной. И только Женя подумал, как она пустынна и молчалива, как услышал позади звук мотора.

Что-то подсказывало обернуться, проверить. Пробежало неприятными иголками по спине и сковало. Но он лишь отошел от края колеи. Они никому не мешают, пускай проезжает. Тут же мелькнула мысль – вдруг Костик тоже так думал?

Женек посмотрел, далеко ли еще магазин. Тот был где-то там за деревьями, в конце улицы. Этой мертвой, безлюдной, будто бы заброшенной улицы. Нет, магазин не спасет, вспыхнуло в голове. И он сам же испугался: «От чего?! От чего они должны спасаться?!»

Он знал. Уже знал – металлическое рычание сзади приближалось. Подкрадывалось хищником.

Шея напряглась. А ноги, казалось, сделались еще короче. Женя обернулся. Всем телом, как деревянная игрушка. И как пугало на деревяшке, замер.

«Девятка» ползла рыжим, каким-то инородным в коричнево-зеленом мире монстром. Глядела чернотой.

Когда и Катя остановилась, обернувшись, «девятка» притормозила метрах в пятидесяти. Словно и не думала притворяться, что катит по своим делам. Словно говорила, хрипло посмеиваясь: «Вы и есть мои дела. Мои желания. Моя добыча».

– Чего он встал? – спросила сестра, приложив руку ко лбу как козырек. Женя щурился. И видел в расплавленной смоли лобового стекла и тянущиеся к нему кожаные перчатки Димы, и поигрывающую шестью пальцами на руле обожженную кисть.