Коля завозился. Не сразу догадался затолкать ноги немного назад. Наконец повернул на бок. И тут ребро выскочило из рук Жени. Не удержал свое и Митя.
– Эй! Тяните!
Они взялись за ребра. Женек рванул. Не может быть, чтобы сил не осталось совсем! Однако кость не поддавалась. Ни на миллиметр. Что-то держало его железно. Женя глянул на Митьку. Растерянный, напуганный, тот тоже это осознал.
– Не выходит! Не выйдет… – процедил Женя, отпустил ребро. – Он возвращается.
Рыж схватил кирку. И, выцеливая, принялся бить широким лезвием по ребру.
Блеснула молния, искрой сверкнув в металле. Лезвие вреза́лось в кость с тупым звуком, пружинило, отскакивало. Ребро оставалось невредимым.
Раскаленный клубок превратился в огненный шар. Он вращался, набирая обороты. Язычки трепетали и жаждали кого-то ужалить. Донесся гром. И больше не смолкал, поселившись в темном нутре Мяука.
Краем глаза Женек уловил движение. Обернулся.
Лапа выпускала когти. Стена высветилась рыжим. Огонь разгорался и в черноте глазниц.
Коля выбился из сил. Женя взялся за рукоятку кирки:
– Есть идея. Дай.
Рыж посмотрел на него… с надеждой. И отпустил рукоятку. Женек рванул с ней к окну.
Дождь лил вовсю. С каким-то мирным, словно из другой реальности, звуком барабанил по земле и дереву, рассыпался в траве. Соседнюю деревню и остановку в конце дороги между тем заливало солнце. Женя, молясь, чтобы получилось, высунул кирку в окно. Тут же десятки капель друг за другом врезались в металл. Он досчитал до пяти.
Раз – два – три – четыре – пять.
Вернул кирку обратно. Вода стекала по оружию.
Получилось!
Секунду спустя он подлетел к ребятам – они пытались вытащить Русю вдвоем. Пламя распалилось так, что было видно – это она.
Еще секунда – и он махнул киркой. С треском лезвие пробило кость. Показалось, Мяук дернулся. Он ударил еще. И ребро переломилось. Вставил кирку поперек, рванул – кость выскочила. Он врезал по ней. Половинка ребра отлетела на пол. Тут же парни вытянули Русю. Митя, нырнув в дыру, осторожно прижал ее руки к телу, и вместе с Колей они окончательно вырвали ее из груди Мяука.
Насколько все плохо, было не ясно. Тело чернело сажей, однако кожа выглядела невредимой – ни сильных порезов, ни глубоких ожогов, – и она не сочилась кровью. Из одежды угадывались лишь трусики. Веки опущены, губы скривились так, точно она сейчас заплачет. Через бровь, правое веко и щеку шла царапина с запекшейся кровью. Кудряшки сильно покусал огонь.
– Митя, проверь дверь! – скомандовал Женек. Тот уставился на него непонимающе.
– Пока он не очнулся, дом, возможно, нас отпустит, – пришлось пояснять скороговоркой.
Митька кивнул и кинулся к двери. Рыж взял Марусю на руки и последовал за ним.
Женя ощущал жар, рвущийся из проломленной груди. Огненный шар обретал силу вихря. Голова Бога приподнялась, лапы зашевелились.
– Дождь! – донеслось Митино изумление. – Дверь… она наружу!
Женек вспомнил вдруг:
– Берегитесь хвоста!
Тут же размахнулся, занесся кирку над головой, сделал два быстрых шага и ударил. Метил в кошачий лоб. Стремительным призраком мелькнула черная лапа, и он отлетел.
Живот обожгло болью. Дыхание сбилось. Чудом он не выронил кирку. Летел, казалось, целую вечность. Куда-то к лестнице. И в это нереально долгое мгновение успел заметить, как сама собой захлопнулась дверь, как она врезала по Мите, и он рухнул на пол, как заметался по комнате хвост, распаляясь, точно угли на ветру. И видел Мяука, поднимающегося на лапы.
А затем упал в темноту, тесную, горячую, прямоугольную.
Сундук.
Не сразу, лишь уняв панику, разглядел, что чернота не абсолютная. Тонкая полоса света наверху. Рукоятка. Она все еще была в руках. И уходила вверх. Кирка не дала крышке опуститься полностью.
Женя присел через боль в животе, выглянул в щель. Друзья лежали на полу. Митька прикрывал голову руками. Рыж укрывал собой Марусю. А по комнате, обезумев, носился Черный Мяук, рискуя обратиться в огромный факел.
Женек сел на корточки, просунул кисти в щель и толкнул крышку вверх. Неожиданно она легко поддалась. Однако в тот же миг Мяук замер и глянул на сундук. Крышка отяжелела.
Митька вскочил, прихрамывая, бросился к двери, толкнул ее. И вышел. И тут же возник в проеме другой.
Только кирка не позволила крышке придавить Женины пальцы. Он привстал, уперся головой в крышку и потянул ее вверх. Сил не хватало. Она поднималась чуть-чуть и опускалась обратно. Кошачий Бог не отрываясь следил за этим. И только хвост, разгоревшись, охотился еще на ребят.
Женек тянул. Но боль мучила тело, заставляя сдаться. Колени, локти дрожали. Воздуха не хватало. И вновь прошиб леденящий испуг. Пойман! Заточен! Чтобы гореть вечно…