Кстати, он уже должен Кике полторы штуки баксов. Изнеженный гей пока не наезжает, но нетерпение проявляет.
«Надо позвонить Гошке, пусть выручку привезет», - промелькнуло на задворках сознания, но мысли тут же перескочили на странную обстановку вокруг.
«Интересно, что я делаю там, в переходе? Всё, что я вижу сейчас - это глюки, игры разума, а чем занято мое тело? Надеюсь, что веду себя прилично, и меня не допрашивает полиция. А может, валяюсь, изо рта у меня идёт пена, и доброжелательные прохожие вызвали «скорую»? Вот прикол будет, если моя бывшая примчится», - Артем глупо захихикал, но тут же одернул себя. - Никогда ещё я так не контролировал себя во время «прихода». Надо пользоваться моментом и всё тут осмотреть.
Он ощущал себя героем квеста внутри компьютерной 3D игры, и радостное предвкушение приключений участило пульс.
«Так, а что у нас здесь?».
Артем подошел к ближайшей нише и увидел стол, накрытый белой скатертью, за столом - себя в трёхлетнем возрасте. Он гордо восседал на высоком стуле и восторженно разглядывал аппетитный торт, в котором торчали три зажженные свечи. Рядом толпились какие-то люди, среди них он узнал мать и отца, смотревших на него с любовью и обожанием.
- Темочка, малыш, дуй на свечки, сильно-сильно дуй, - ласково сказала мама, и Артем увидел, что стоящий рядом с ней незнакомый дядя, тайком взял мамину руку и легонько сжал. Щеки мамы порозовели, но она сделала вид, что ничего не заметила, и повернулась к папе:
- Какой он хорошенький у нас растет, правда? Дуй, Темочка, дуй!
Рука мерзкого дядьки тем временем гладила мамину ногу.
Артем отскочил от визуализированного воспоминания, как от растревоженного осиного гнезда. Надо же, он, оказывается, помнит тот день рождения. Именно тогда, в его несокрушимой детской вере в торжество настоящей любви между родителями, появилась первая трещинка.
Артем кинулся ко второй нише. В ней стояла большая двуспальная кровать. Подушки сброшены на пол, на белых простынях лежит мама, над ней возвышается огромный волосатый мужик, который странно дрыгается и громко кряхтит. А мама, его добрая, милая, родная мама, совершенно без одежды и с закрытыми глазами, громко стонет.
«Он делает ей больно!» - с ужасом думал пацаненок, подглядывая в едва приоткрытую дверь, ведущую в родительскую спальню на втором этаже их особняка. Буквально несколько минут назад нянька привезла его домой, и он сразу кинулся искать мамочку. Испуганный мальчик уже хотел, было, броситься на первый этаж и позвать на помощь, но тут дядька скатился с мамы и сказал:
- Софочка, ты просто богиня. Как всегда неподражаема. А когда наш глубокоуважаемый супруг домой возвращается?
Мама встала с постели, подошла к окну и, глянув во двор заметила:
- Ты бы, Герман, поторопился. Сейчас Лариса Васильевна Темку из сада привезет. Не надо, что они тебя видели. А мой старенький козлик возвращается через два дня. Так что время у нас есть.
Голая мама улыбнулась, подошла к расслабленно лежащему на спине дядьке, и взяла в руку его вялый, свесившийся на одну сторону писюн. Артема чуть не вырвало. Стремглав он бросился вниз по лестнице, забрался в тесную кладовку, где у него был оборудован «блиндаж», в котором хранились водяные пистолеты, карты будущих сражений, а еще - самый настоящий полевой бинокль, подаренный папой, и зашелся в отчаянном плаче.
Шестилетний мальчишка съежился в картонной коробке из-под холодильника и взахлёб рыдал от злости, обиды, предательства, а взрослый Артем едва не упал, убегая от проклятой ниши, и ничего не видя сквозь застилающие глаза слёзы.
«Достаточно! Достаточно!» - закричал он, и начал метаться в поисках выхода. Но везде натыкался на ниши, в которых вскрывались гнойниками его души забытые насильно воспоминания, и показывали, кривляясь и хохоча, только одно - все бабы - суки продажные, никому из них верить нельзя, даже матери родной.
И как у неё хватало наглости упрекать его в неразборчивости, когда он показательно шлюх домой приводить начал и трахал их так, чтоб мать слышала. Не-а, не доходило до неё, что проворачивать такое дома, на глазах у близких - омерзительно. Отца жаль, но тот сам виноват - то ли делал вид, что ничего не знает, то ли, в самом деле, на науке «повернулся», ничем другим не интересовался.
Артем кидался от ниши к нише, что-то кричал, бессильно лупил кулаками по безразлично холодным стенам, пока не заметил черную деревянную дверь в торцевой части зала. Он устремился к выходу, со всего размаху толкнул дверь, и та распахнулась неожиданно легко. На той стороне поджидала непроглядная темень, глубоко внизу блеснул красный всполох, затем еще один. Артем оглянулся - стены за спиной сжимались, ниши становились всё ближе и ближе, а в них он видел мать в различном возрасте и с разными любовниками. Множество копий матери одновременно занимались сексом. Артем испытывал безумную ненависть к этой женщине, и жалость, и ... да, чёрт побери, любовь!