Ну конечно, я совсем забыла, с этими происшествиями, про утрату отца. Он каждый год, в день моего рождения, и по совместительству в день смерти мамы, уходит в месячный запой. Ужасное зрелище, но я не могу ничего сделать, чтобы помочь его горю. Мне намного проще - я ее не знала, маму мне заменил отец. Единственные напоминания о ней, фотографии, и то, что я на нее похожа, как две капли воды. Такие же длинные волосы шоколадного цвета, ярко-голубые большие глаза, длинные ресницы, многие завидовали мне, начиная с самого садика. В моей фигуре нет ничего особенного. Нет тех аппетитных изгибов, которые обычно нравятся мужчинам. Грудь небольшого размера, тонкая талия. Единственное мое достоинство- круглая, упругая попка, которую я заработала благодаря танцам и ежедневным тренировкам, и стройные, длинные ноги.
— Пап, ну, что ты такое говоришь? — возмущаюсь я. Мне совсем не трудно заниматься кафе, я же знаю, как ты устаешь. Но не стоит каждый раз топить свое горе в бутылке, от этого легче не станет. Столько лет прошло, пора уже ее отпустить. Ты у меня привлекательный мужчина, может пора познакомиться с какой-нибудь красивой женщиной, и просто начать наслаждаться жизнью?
— Нет, дорогая я так не могу. Ты просто не понимаешь. Она была для меня всем — воздухом, которым я не мог надышаться, и водой, которой не мог напиться. Ты когда-нибудь это сама поймешь, когда по–настоящему полюбишь. Я до сих пор не могу себе простить ее смерть.
— Но, что ты мог сделать? Врачи не смогли помочь, а они ведь профессионалы…
— Ох, Настенька, если бы я не был таким самовлюбленным придурком, и наступил на горло своей гордости... Обратился бы за помощью к одному человеку. Положили бы ее в клинику подороже, тогда, глядишь, она была бы жива, и я не лишил бы тебя матери.
— Не знаю, пап, мне кажется, ты напрасно себя коришь… Здесь нет твоей вины, и даже если бы ты обратился за помощью, не факт, что было бы по–другому. Сам говорил, у нее была тяжелая беременность, врачи предупреждали с самого начала. А так ты только в долги влез бы по уши, и неизвестно, чем бы все закончилось.
— Дело не в том, что говорили врачи, а в том, что можно было бы найти средства и нужные связи, и отправить ее за границу, может там бы помогли. А долги... я и так в них увяз уже давно. Но давай не будем об этом, - грустно вздохнул отец.
— Пап, не расстраивайся, отдадим мы все долги, что-нибудь придумаем. Я работаю, у тебя есть кафе, так что справимся. И вообще, мы так и будем на пороге стоять, может на кухню пройдем, хоть чаю попьем?
— Ой, да, конечно, доченька, проходи. А где Света? Ты же говорила, Вы с ней вместе пришли проведать старика, - заглядывает папа мне за спину.
Вот, блин, опять ситуация… Врать не хочется, а придется. Другого выхода нет, иначе отец узнает, что моя самостоятельная жизнь не так прекрасна, как я о ней рассказываю.
— А она в магазин побежала. За тортиком, - быстро нашлась я.
— А, ну это святое. Тортик я люблю, - довольно протягивает отец. — А ты разве сегодня не работаешь?
— Нет, сегодня у меня выходной. Этот экзамен отнял у меня все силы, я завтра работаю.
— Дочка, я так горжусь тобой. Ты у меня такая умница, красавица.
— Да-да, папа, и комсомолка, - добавила я. — Ну, что ты глупости говоришь? Тут гордиться особо нечем. На права сдала с пятьдесят третьего раза, да и то, потому, что им жалко меня стало, либо надоела так, что отдали все, лишь бы больше меня не видеть.
— Ой, дочка, рассмешила... Что-то долго твоя Света ходит, — смотрит на часы. — Куда, ты говоришь, она за тортом пошла?
В эту же секунду раздается звонок в дверь. Я аж подпрыгнула от неожиданности. Черт, черт, черт! Сейчас Светка меня с потрохами сдаст, она же не знает о моем маленьком спектакле перед отцом.
— Света, - папа открывает дверь подруге. — Ну, что ты встала как вкопанная? Проходи. А где тортик? И почему ты выглядишь так, будто в другой город в кондитерскую бегала, а там закрыто? — папе нравилось подшучивать над ней, для него она как дочь.
Света с детства проводила у нас больше времени, чем дома. Но подруга и правда, странно выглядела: вся какая-то взъерошенная, как будто действительно пешком шла сто километров. И глаз от злости дергается. Что с ней произошло? Этот гад ей что-то сделал? Мало ему меня показалось, так еще и ей нахамил?
— Я… я… Да, дядь Сереж, не продали, сказали, что после десяти мучное и сладкое таким прекрасным девушкам, как я, грех продавать. — Вот у кого нужно поучиться легенды придумывать, соврала, даже глазом не моргнула. Кажется, отец ничего не подозревает, значит надо делать ноги, пока не начался допрос с пристрастием.