Когда темп доходит до сумасшедшего, мои глаза закатываются сами. Тело в один момент прошивает острой иглой удовольствия, затем я замираю не в силах дышать и расслабляюсь. Тело мелко трясет в конвульсиях, пока Вадим догоняет меня. Он кончает мне на живот и резко отстраняется.
— Блядь, — Проводит ладонью по своей расцарапанной шее и груди, — кошка дурная.
С трудом отходя от накатившей слабости, сажусь на столешнице. Смотрю вниз. На мне тоже прилично его отметин и засосов. Бедра вообще все в красных пятнах.
— Ты сам, — стискиваю зубы. Зла моего на Вадима не хватает, — сволочь.
— Где-то я уже это слышал, — поднимает рубашку с пола и натягивает себе на плечи.
— Вадим, — тихо прикладываясь затылком к зеркалу за собой, — я так не могу. Мне нужен конечный срок.
— Ты не будешь устанавливать правила, — отмахивается, застегивая ширинку и приводя себя в порядок.
— До Нового года, не дольше, — качаю головой.
— Это я буду решать, — пиджак, по которому мы оба топтались, поднимает, а затем бросает обратно, — ты моя игрушка, Настя. На моих условиях и пока мне не надоест, никуда не уйдешь, так что заткнись, — в его словах слышится веселье. Мрачное, как у стремного Джокера в фильме. Он издевается гад. Может себе позволить, вот и вытворяет.
— Чертово тридцатое декабря, месяц — рявкаю я, — и я ухожу.
— Еще раз, — Вадим подходит вплотную и кладет ладонь мне на грудь. Она поднимается выше, сжимая мою шею, — ты не решаешь ничего. Как я хочу, так и будет.
— Я сбегу, — смотрю упрямо ему в лицо.
— Даже не думай со мной играть в эти игры, не беси! — Губы Вадима с ранкой в уголке едут криво вверх. Он дергает меня на себя, приближая наши лица вплотную. Губы грубо касаются моих, его зубы оттягиваю мою нижнюю губу и отпускают.
Вадим смотрит на меня долго и пристально, но глаза я не отвожу. До последнего не прерываю зрительный контакт, пока он не разворачивается и не скрывается за дверью ванной. Что он думает — я не знаю. Что и кому доказывает — не понимаю. Да и не хочу, твою мать! Не хочу!
— Я тебя предупредила, — выкрикиваю уже в пустоту.
Хлопает входная дверь номера и я сползаю на пол в ванной. Меня все еще потряхивает от адреналина. В голове полный сумбур.
Дохожу до душевой кабины и врубаю воду. Становлюсь под тонкие бьющие струи. Пальцы руки скользят вниз, где я к собственному удивлению ощущаю обильную смазку. Мне даже страшно от того, насколько я была возбужденной с Вадимом сейчас. Это же ненормально так себя чувствовать.
Некоторое время тупо стою под душем, затем выбираюсь и заворачиваюсь в большое банное полотенце. На часах почти четыре утра.
Голова пустая и тяжёлая, сама клонится к подушке. Поэтому я забираюсь под одеяло и тут же обрубаюсь. Скандал с Вадимом и бессонная ночь высосали из меня все силы.
Утро начинается в час дня, когда я разлепляю веки под аккомпанемент мобильного. На экране высвечивается номер мамы. Отключаю звук, решая набрать ей позже и осматриваюсь. Вадима нет.
Где он ночевал, я не знаю. Пытаюсь убедить себя в том, что он большой мальчик и меня его жизнь вообще не должна касаться. Но все равно волнуюсь. Он же был на взводе. А с его взрывным характером легко можно натворить дел.
Заказываю в номер завтрак, а затем иду гулять по заснеженному городу. Даже одной мне неплохо. Намерзнувшись, занимаю столик в ресторане "The View" из которого открывается отличный вид на город. Делаю себе на память пару фото.
Вчерашний вечер все не идёт из головы. Гордей, наш с Вадимом секс, скандал.
И почему он в меня вцепился? Не понимаю. Видит же, я под него стелиться не буду. Взял бы себе какую-нибудь девку, как из адовой троицы. Такая бы вообще всех устроила и не отсвечивала. Но нет же, мне покоя не даёт!
Еще и пропал, скотина. А мне волнуйся.
Побаловав себя десертом, возвращаюсь в гостиницу. Через полчаса появляется доверенное лицо Вадима — субтильный очкарик в сером костюме и с папкой под мышкой. Вручает мне билет на самолёт до Москвы, уточняет как я провела сегодняшний день.
Сам Вадим не зашел и не позвонил, прелестно…
На всякий случай участливый к моей судьбе неравнодушный очкарик уточняет, что в аэропорту меня будет ждать Алексей, я так понимаю чтоб не рыпалась предупреждает. Вадим же вернётся, как закончит с делами.
— Супер, — скрежечу зубами, пока собираю вещи. Пока лечу домой постепенно чувствую облегчение. Нам действительно нужен тайм-аут.
В аэропорту улыбчивый Лёша забирает мой чемодан и по всем пробкам, что как назло, мы собрали по дороге, везёт в квартиру Вадима.
Бросаю вещи в пороге, решая разобрать их позже. Одежду сбрасываю в ванной и иду в кухню перекусить. Все время матерюсь себе под нос по тихой грусти. Ненавижу вот так в одиночестве, когда ни поговорить, ни поругаться не с кем. Не Лешу же звать. В принципе он выслушает, куда денется, но потом как ему после моей истерики в соплях в глаза смотреть. Светку звать сюда тоже как-то стремно. С мамой такое не обсудишь. С Виталиной теперь после слов Лены общаться страшновато. А Лене, подруге бывшей умершей жены жаловаться на Вадима вообще нонсенс.
Звонить подругам, что в родном городе остались и душу изливать глупо. Они вообще решат, что я хвастаюсь — такого ж мужика себе отхватила. Обидятся, потом со мной разговаривать никто не будет. Да еще и слухов напускают, не разгребусь.
— Да что за жизнь такая, — хлопаю дверцей холодильника, где совсем пусто. Приходится заказать доставку продуктов. Туда же я добавляю суши, пару бутылок чилийского красного вина, просекко, пиццу, торт с клубникой и еще один шоколадный, три ведерка мороженого и диетическую колу. Да, именно она меня и спасет от ожирения после всего.
Леша доставщика у двери проверяет, удивленно приподнимает бровь, когда я демонстративно вытаскиваю бутылку вина и прижимаю ее к себе. Хмыкает, продукты доносит до кухни, а сам провожает доставщика. Компанию мне не составляет.
— Ну и пошли вы все, я и сама справлюсь, — начинаю лазить по кухне в поисках штопора. Нахожу, но справиться не получается. Опять матерюсь и звоню Леше. Тот появляется на пороге и с каменным лицом откупоривает бутылку. Уходит.
Я же, рассовав продукты по холодильнику, переношу шоколадный торт, пиццу и суши в гостиную. Располагаюсь на огроменном диване перед плазмой. Включаю новогодние «Елки». Попиваю вино. Оно вкусное, насыщенное, терпкое. Обожаю такие.
Страдаю. Жалею себя. По щеке даже бежит скупая слеза.
Тяжело и сложно. Но… Гадко признаваться себе, конечно… Страдать в хоромах с размахом, это тебе не в занюханной общаге на железной кровати рыдать. Тут даже плакать, завернувшись в мягкий плед из натуральной ткани, как-то приятнее. И горе, запитое дорогущим вином и заеденное авторским тортом от шефа чувствуется как-то иначе — благороднее, что ли.
Все же богатым хорошо. Я не привыкаю, конечно. Все это скоро кончится. Но на вкус роскошь попробую. Будет потом о чем вспомнить на пенсии, рядом с лысеньким, толстеньким обычным мужем, который у меня обязательно будет. Куда я денусь.
Вадим, когда мы расстанемся, тоже быстро меня забудет. И Катьку свою изменщицу из головы выкинет. Найдет себе такую же, как сам. Дочку чью-нибудь богатую. Нарожают с ней детишек, нянькам отдадут, а сами на пенсии в каком-нибудь особняке у камина чахнуть будут даже не разговаривая. У богатых так принято, я в кино видела.
Когда первая бутылка вина подходит к концу, я решаю не унывать. В любой ситуации есть свои плюсы, у моей тоже. Но все внутри так и зудит желанием хоть как-нибудь на Вадиме отыграться. Даже если по-крупному не получится, то хотя бы по мелочи. Взять и испортить его идеальную жизнь в которой все и всегда по его плану. А окружающие перед ним по струнке ходят.
В голове друг щелкает и меня пробирает от смеха. Да, вино в моем приподнятом настроении играет немаловажную роль, но это не важно сейчас. Главное, что есть план.