— Понятно…
В любимом итальянском ресторанчике сидим несколько часов. Пьем вино, болтаем о планах на отдых, о нашей девочке ненаглядной. Отпуск решаем провести там же, где праздновали свадьбу и провели медовый месяц — в Италии. Это был самый незабываемый месяц в моей жизни и сейчас очень хочется его повторить. Только уже втроем. На этом и сходимся.
Вадим поднимал тосты за успешный старт моего личного бизнеса.
— Я в тебя верю и всегда поддержу, — это именно то, что я хотела от него услышать.
— Спасибо. И знаешь, чисто по блату…
— Я весь превратился вслух.
— Сделаю тебе скидку десять процентов на первую компанию. Баннер в подарок.
— Не очень щедро, — Вадим развел руками, — пожалуй, я рассмотрю остальные предложения на рынке.
— Вот, — указываю на свою увеличившуюся во время кормления грудь, — за возможность работы с вами доплачу натурой.
— Я тебя люблю, — муж хохотнул и перегнулся через стол, чтобы поцеловать, — но того, кто учил тебя предпринимательской деятельности, прибил бы.
— Ее и экономику вел Лилиан Киньянович, ты помнишь.
— Помню, — во взгляде Вадима промелькнула ревность.
Да, Лилиан был моим преподавателем до конца учебы. И муж регулярно встречал меня возле универа после его пар, территорию метил на всякий случай, так сказать. Мой беременный живот и потом ребенок почему-то весомым доводом, что за мной никто не ухлёстывает, не считался.
— Пора ехать, — я взглянула на часы.
Добираемся до квартиры уже с помощью Леши, который забирает нас немного тепленьких из ресторана. Он до сих пор с нашей семьей. Присматривает в основном за мной и Боженой. Дочка даже зовет его дядей. На Новый год мы его уговорили сыграть для нее Дедушку Мороза. Дочка была в восторге.
— Папа, — Божена в пижаме несется к Вадиму, а потом только ко мне. Я немного завидую, но не обижаюсь. У них какая-то особенная связь. Даже внешне Божена пошла полностью в него. От меня только нос и брови.
Вадим пытается меня убедить, что по каким-то там приметаем его бабки следующий ребенок будет точно один в один я. Не сильно верю, но… все равно думаю об этом.
— Привет, — обнимаю светловолосого ангела с серыми глазами зацеловываю нежное личико, — скучала? Как в садике?
— Скучно, — выговаривает она, морща носик, — хочу быть дома, — и это она еще не знает, что впереди двенадцать лет школы а потом университет. И работа до пенсии, да…
— Спасибо, — благодарю нашу любимую няню и провожаю ее до выхода. Женщина оказалась настоящим кладом — добрая, внимательная, с большим опытом. Только благодаря ее наличию я решилась выйти на работу. Знаю, в случае чего она всегда нас подстрахует с Боженой.
Я быстро переодеваюсь, пока Вадим развлекает дочку. Потом мы меняемся. С меня ванна с пенкой, папа сушит волосы. Божене жизненно необходимо, чтобы мы оба крутились вокруг нее. После двух походов покушать, трех в туалет и четырех сказок, она наконец засыпает.
Я еще долго сижу у ее кровати всматриваясь в ангельское личико. От ее детской наивности и беззащитности щемит душу. Мне хочется закрыть ее собой, спрятать от всех неприятностей, что могут случиться в нашем непредсказуемом мире.
После давнего покушения, моя осторожность так и не прошла. Я внимательно слежу за своим окружением, за безопасностью дочки, очень сложно пускаю в нашу жизнь новых людей. Может быть и неправильно, но так я меньше тревожусь и чувствую контроль над своей жизнью.
— Во сне она очень похожа на тебя, — в проеме детской появляется Вадим.
— Правда?
— Угу. Смотри как все одеяло себе заграбастала, плюшевому медведю ничего не досталось, бедняге. Лежит, мерзнет.
— А… ты об этом, — тяну я. Гад ведь, разве нет? Я же во сне себя совсем не контролирую. Холодно, тяну одеяло на себя. И что тут такого? Он мужчина, ему не так холодно как мне, наверное. Да блин, коты его греют. Зачем вообще ему еще и одеяло?
— У тебя ноздри раздуваются очень страшно, — сообщает серьезно.
— Сафронов, тебе конец …
— Эээ… пойду, — разворачивается и сваливает, засранец.
Специально подначивает, знаю и все равно ведусь.
Целую Боженку в волосы. Поправляю одеяло и выключаю ночник.
Мой слишком языкастый муж находится в своем любимом месте во всей квартире. Сидит на большой медвежьей шкуре у панорамного окна в гостиной. Пумба развалилась у него на коленях, Тимон прижимается к боку. Обожают его, ушлепки пушистые.
Шкура, кстати была добыта на охоте вместе с моим отцом. Валил медведя папа, поскольку Вадим стрелять в зверушек отказался наотрез. Оказалось, что в нашей семье вероломно завелся пацифист.
Папа выглядел унылым, обнаружив в зяте такой изъян, но смирился. Внук-то уже на подходе, поздно менять мне мужа.
Снятую шкуру Вадим отдал на выделку и у нас получился офигенный ковер. Он на нем с ушлепками и Боженой часто возится по выходным. У них банда. Меня туда тоже часто принимают, что радует.
— Настя, не обижайся, — Вадим поднимает на меня глаза.
— Да ладно, купим одеяло побольше и дело с концом.
— Я не о том, — он задумчиво кривится, — о твоих клиентах. Ты же знаешь, меня иногда клинит. Они оба на тебя пялились на последнем банкете, я видел. Вот меня и кроет от ревности.
— Хорошо, что сказал, — опускаюсь на шкуру рядом с ним. Прислоняюсь плечом к окну, а Вадим перехватывает мои ноги и устраивает на своих, — я тоже заметила, но это не важно.
— Эти четыре года самые счастливые в моей жизни, — Вадиму откровенные разговоры даются нелегко, но он старается. Понимает, что нас они сближают. Помогают мне лучше его понимать, — ты, наша дочь, дом. Я каждый день шел сюда не потому что уставал на работе, а для того, чтобы скорее увидеть тебя. Прикоснуться. Послушать как прошел твой день, какие капризы выдавала Божена. Мой маленький уютный мирок спокойствия и счастья.
— А теперь я выхожу на работу, — шумно выдыхаю, — и ты боишься перемен.
— Перемены это хорошо, они не дают стоять на месте, — Вадим передает мне Пумбу, которая с удовольствием скручивается у меня на ногах. Наша дважды мамочка, с каждым разом становится все более ласковой, — ты умная, целеустремленная и очень молодая. Мне страшно, что однажды ты вырастешь из наших отношений. Захочешь чего-то большего, чем могу предложить я.
— Дурак, что ли? — больно щипаю мужа за бедро.
— Я не молодею.
— Так и тоже, — парирую его, — никуда я от тебя не денусь. Рядом с кем еще я всегда буду смотреться такой юной?
— Вот в чем дело, — по комнате разносится тихий протяжный хохот, — а я все переживал.
— И еще кое-что, — осторожно ссаживаю Пумбу с ног и двигаюсь на Сафронова. Усаживаюсь на нем сверх.
— Секс?
— Куда ж без него, — сообщаю жарко на ушко, — ты жуткий извращенец. И меня такой сделал.
— Старался как мог.
— Но не это главное.
— А что тогда?
— Боже, банально все, — закатываю я глаза, — любовь это, Вадимка. Любовь. До сих пор ноги подкашиваются, когда вижу тебя.
— Прямо настолько?
— Дрожат, оказываются держать, да… И вот тут, — беру его ладонь и под майкой себе на голую грудь кладу, — все время стучит.
— Сердце немного не там, малыш, — сжимает мою грудь мягко. Серые глаза смотрят с мальчишеским задором.
— Правда? — вторую руку кладу на другую грудь, — тут?
— Хорошо, что ты в мед не пошла, Настя. Турнули бы тебя оттуда еще на экзамене по биологии.
— Хорошо другое, Вадим, — вздыхаю, ерзая на его коленях, — что для того, чтобы носить форму медсестры в спальне, мне не нужно было тот самый мед окончить.
— Форму? — муж облизывает свои губы и сглатывает, — медсестры?
— Угу… пойду надену? — нагло нажимаю ладонью на его пах.
— Давай, — голос хрипло срывается, — а то у меня температура подскочила, похоже. И давление в паху критическое. Я еле держусь.
— Милый, ты в надёжных руках, — заявляю авторитетно.
В самых лучших, в моих.
Конец