— Руки убрал! — рявкнула я сквозь грохот музыки и повернулась к своему кавалеру.
— А то что? — прокричало это нечто. Мужик был шкафообразной наружности. Под два метра ростом, никакого проблеска интеллекта на пьяной физии. Нос сломан, волосы топорщились коротким ежиком, лоб узкий, лицо широкое. Этакий Иванушка — дурачок тренажерного разлива. — Не ерепенься, а то хуже будет, и не таких обламывал! — рыкнуло мне в ухо это стероидное чудо.
— Кому хуже? — я посмотрела в его глаза, горевшие злобой и похотью.
— Тебе малыш, тебе, — пропел он и похабно улыбнулся. — Если так оделась, то должна быть готова к последствиям.
Он притянул меня к себе и ухватил за одно из полупопий. Где-то внутри меня начала разрастаться злость на этого идиота, на Кольку, за то, что заставил меня так по дурацки одеться и оставил одну в толпе. На себя, за то, что пошла на поводу у юного оболтуса, хотя предполагала, чем все может закончиться. Чужие руки заскользили по моей спине, перебравшись на грудь, доводя почти до невменяемого состояния. Я пыталась вырваться, но хватка парня стала еще сильнее, оставляя на моей коже следы. Завтра будут синяки. Но эта мысль была какой-то отстраненной. В один момент мое сознание как будто разделилось: одна я билась в руках смеющегося урода, в тщетной попытке вырваться, а вот вторая я с холодным и отстраненным любопытством наблюдала за происходящим, лелея в глубине души ту самую спираль. Она скрутилась так туго, что того и гляди разожмется и снесет все вокруг.
Меня оторвали от пола и, сильно прижав к телу, понесли в сторону туалетов. По дороге нам никто не встретился, что само по себе было удивительно. Я брыкалась, пыталась вырваться, но силы были не равны. Под конец мне просто заткнули рот поцелуем, прижав спиной к стене мужского туалета. Так противно мне не было никогда. Это было насилие в чистом виде, как дурной сон, как кошмар, из которого ты силишься вырваться и не можешь. Как вязкое болото, после которого не можешь отмыться. Мерзость! Грязь! И пружина лопнула!
Сначала вспыхнули мои руки, прижатые к груди насильника, потом начала гореть я сама. Но вот странное дело, огонь мне не причинял неудобств, стихия ластилась ко мне как котенок, оглаживая своими лепестками, как умелый любовник. Мы с ней понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, у нас было одно дыхание на двоих — огненное. Такое прекрасное, очищающее, убивающее скверну, корчащуюся у наших ног. И больше никаких рук на теле, только огонь, ласковый и нежный. Никаких поцелуев, приносящих только отвращение, вместо них огненные всполохи по всему телу. Никакой одежды — она теперь не нужна. Зачем? Есть же пламя, оно лучше любого дизайнера, платье из огня завораживающе прекрасно. Ни один самый умелый портной не в состоянии сотворить даже что-то отдаленно похожее. И самое главное — я обрела друга, свою половину, себя, я стала цельной.
— Полина, — голос показался мне знакомым. — Борись! Борись, иначе он выжжет тебя дотла!
Кто выжжет? Огонь? Глупости, я счастливо улыбнулась и погладила ластившуюся ко мне стихию.
— Полина, слушай мой голос! Борись, — кто-то кричал и бесновался рядом, но мне было все равно. — Полина, спокойнее девочка, все будет хорошо, ты его сможешь приручить, загнать вовнутрь, показать, что ты главная, а о только орудие в твоих руках.
Какое орудие? Огонь мой партнер, напарник, мы с ним на равных, я ему доверяю, как и он мне. Он не причинит мне вреда, только не огонь.
— Полина, милая моя, хорошая, возвращайся, — голос уже не умолял, он плакал от безысходности. — Я не смогу без тебя, не оставляй меня.
Хм, странный, неужели он не видит, что мне хорошо? Но что-то меня в этом плачущем голосе зацепило, какая-то неправильность. Голос не был чужим. Его обладатель тоже. А своих нельзя заставлять бояться. И я медленно, как бы нехотя, стала втягивать в себя бушующее вокруг пламя. Миг и от огня ничего не осталось, только где-то глубоко во мне притаился огненный клубок, согревающий мою душу своим теплом.
Что было дальше, я помню смутно. Колька, а это был именно он, чуть ли не плача, укутал мое тело в свой пиджак и вынес из сгоревшего дотла туалета. Черный ход, стоянка, машина. Мягкое кресло, с которым я уже кажется сроднилась.