Как-то незаметно я провалилась в долгий, тягучий сон. Не слышала, как в комнату утром заходил Алексей проверить мое самочувствие, как в обед заглядывал Николай. Из постели меня выгнали только некоторые физиологические потребности. Туалет на нашла на ощупь. Точно так же добрела до ванной, а вот там мой сонный взгляд зацепился за отражение.
— Мама! — взвизгнула я.
Кожа была покрыта разводами сажи и копоти. Волосы взлохмачены, глаза горят, губы стали более чувственными, хотя куда уж более. Кожа стала фарфоровой, как у куклы, правда, если эту куклу извалять в грязи, а потом хорошенько отмыть. Я оглядела себя настороженно, вроде все на месте. Только, кажется, грудь стала чуть больше или мне это только кажется? Я тут же влезла под душ, соскребая остатки вчерашнего вечера.
— Полина, — в комнате послышался голос Алексея. — Ты уже встала?
— Да, я в ванной.
— Я принес тебе одежду жены, — донеслось из-за двери. — Как только оденешься, спускайся в столовую, будем завтракать, — я услышала, как за ним хлопнула дверь.
Жена? А собственно, чего я ожидала? Глупо надеяться, что он будет хранить мне верность. Я иногда представляла себе нашу встречу. Вот только Алексей почему-то всегда виделся несколько поплывшим в ширину, с большой лысиной, с дородной супружницей и выводком великовозрастных оболтусов в кильватере. Наверно так мне было легче. А действительность оказалась совершенно другой. Насколько я вчера успела заметить, он не изменился. Совсем. И это вызывало удивление и глухое раздражение.
Появление в моей жизни Алексея затмило события вчерашнего вечера. До моего сознания так и не дошло, что я вчера убила человека. Пусть и невольно, выплеснув из себя нечто, чему я так и не смогла дать определения. И это было странно. Слишком много непонятного стало происходить вокруг меня в последнее время. Не хотелось биться в истерике, рвать на себе волосы за то, что отняла жизнь у человека. Наоборот, было четкое понимание, что только так и нужно обходиться с насильниками. Только так и никак иначе. И то, что со вчерашнего вечера проснулось глубоко во мне, удовлетворенно рыкнуло, вторя моим мыслям.
Я вышла из ванной и с претензией стала рассматривать ультрамодный дизайнерский костюм из тонкой серой шерсти. Тут же лежало белье, опять шелковое, чулки, туфли на шпильке. Если это наряд его супруги, то она, по всей видимости, та еще штучка. Наша одежда о нас говорит слишком много. В данном случае одежда кричала, о том, что ее обладательница самоуверенна, следит за собой очень тщательно, привыкла к роскоши. Еще бы, если такие вещички выдают временным постояльцам, не найдя в гардеробе чего попроще, то вопрос — из чего этот гардероб состоит?
Одевать чужое белье не хотелось. Костюм тем более. Я затянула поясок махрового халата и вышла в коридор. Может у Кольки чего одолжить? Я стала стучаться в каждую дверь на втором этаже, в надежде, что хоть ода из них будет комнатой Николя. Только из-за четвертой донеслось сонное:
— Кто там?
— Это я, — угу, ничего более умного произнести так и не смогла.
— Кто это я? — хмыкнул мой визави, впрочем, не стремясь открыть дверь.
— Полина.
— А-а-а, заходи, — Николя в одежде развалился на застланной кровати и, позевывая, с любопытством меня разглядывал.
— Коль, мне б, одежку какую, — я жалостливо вздохнула, изображая Казанскую сироту.
— А разве дядя тебе не принес? — он поднял бровь.
— Принес, — покаялась я. — Только это вещи его жены.
— И что? — не понял он.
— Неудобно, они такие дорогие. И потом, там белье. А чужое надевать я не могу, — я окончательно смутилась.
— От меня-то ты чего хочешь? — не понял Николя.
— Может, одолжишь?
— Боксеры? — рассмеялся он, видимо представил меня в этом элементе мужского туалета.
— Тьху, на тебя, — обиделась я и хлопнула дверью, направляясь к себе в комнату. — Нашла у кого просить.
— Поль, — в дверях нарисовалась Колькина макушка. — Там все новое, не ношенное, дядя специально выбирал то, что Марина еще не одевала.
— Тогда ладно, — вздохнула я и поплелась, наконец, облачаться.