Ксана Павловна в таких случаях закатывает глаза и говорит, что не чает уже накопить на взнос в кооператив, чтобы не видеть этих грубых и темных людей. Тетя Дуся обычно искренне удивляется: по ее расчетам на недоливе сиропа Ксана уже давно накопила не только на взнос, но и на полную стоимость квартиры, и потом, разве нет еще одной статьи дохода у такой красивой женщины, если она не ночует дома. После чего сильно хлопает дверь, за которой скрывается Ксана Павловна.
А вообще тетя Дуся добрая, часто угощает Володю пончиками с повидлом или пирогом с капустой, гладит по голове, горестно вздыхая при этом: сиротинушка.
До девятого класса Володя учился хорошо. Батя даже не знал, где расположена школа. Хотя Володя рос замкнутым, его в классе любили за доброту и скромность, а девочки еще — за спортивную фигуру — он посещал секцию бокса — и за задачки, которые он им решал на контрольных. Но неожиданно заболел Батя, его положили в больницу, врачи говорили — цирроз печени. Когда Володя приходил в больницу, отец жаловался на явную несправедливость: ведь это болезнь алкоголиков, а он в рот капли не брал всю сознательную жизнь. Зачем, спрашивается, берегся, если его и тут подкараулили. Проболел он недолго.
Как-то пришла в больницу тетя Дуся, но Батя в этом визите узрел подвох. Сказал потом сыну: «Она с прицелом приходила, даром что ли котлеты притащила? Хочет расписаться со мной, чтоб, когда я с копыт опрокинусь, жилплощадь нашу прибрать, а тебя выбросить. Гляди в оба, сын». Володя, всегда соглашавшийся с отцом, на сей раз не выдержал и накричал на него, как можно про тетю Дусю такое? Отец не обиделся, сказал: «Как знаешь», и отвернулся к стене. В эту ночь он умер.
Володю еще долго мучила совесть за то, что он накричал на умирающего отца. Потом тетя Дуся пошла на кондитерскую фабрику, попала на прием к директору и убедила его в ответственности за сына своего бывшего слесаря. Директор долго махал перед ней кодексом о труде, говоря, что попадет под суд из-за тети Дуси и ее несовершеннолетнего протеже, но в конце концов сдался и принял Володю учеником слесаря во вторую смену, чтобы тот не бросал школу.
Володя стал с удовольствием ходить на работу и с отвращением — в школу. Нельзя сказать, что он уставал, просто школа не выдерживала сравнения с фабрикой, она казалась теперь ему детским садом для переростков. Правда, школа попыталась сымитировать озабоченность судьбой своего питомца, но дальше одной беседы с классным руководителем и завучем дело не пошло. Состоялось молчаливое соглашение: он получал свои тройки, а его клеймили за это на классных собраниях, потому что все знали — он мог учиться лучше. Ребята из класса предлагали свою помощь, но он отшучивался; неужели его впрямь считают недоумком, просто, мол, не хочет сейчас учиться. Бокс он тоже забросил, хотя тренер дважды приходил домой для беседы. А вот на фабрике ему нравилось всё: просторные цеха, неумолчный шум машин, старик Никодимыч — его наставник, не стеснявшийся и легкий подзатыльник дать, если Володя что-то делал не так, смешливые девчата из карамельного. Они откровенно заигрывали с красивым парнем и очень удивлялись, что он не ест конфеты, которыми они его наперебой угощали. «Аль зубы боишься подпортить?» — спрашивали одни. «Да нет, — отвечали за него другие, — он и сам сладкий, зачем ему это баловство?» Володя краснел, но не обижался.
Он быстро научился исправлять мелкие поломки и очень гордился своим рабочим статусом. Питался нехитро, утром пил чай с хлебом и маслом, на большой перемене — стакан кофе с пирожком в школьном буфете, зато в фабричной столовой ел плотно, благо готовили здесь вкусно и дешево. Ну, а в выходные дни было сложнее: приходилось обходиться без фабричного обеда. Правда, тетя Дуся по воскресеньям приносила ему тарелку с пирожками. При жесткой экономии на еду уходило 45-50 рублей в месяц, да плюс квартплата, а получал он восемьдесят. Не разгуляешься.
Но неожиданно Володя получил квартальную премию — аж сорок рублей! Сходил с цветами к могиле Бати, купил большой торт тете Дусе: как раз ее день рождения подоспел. Через несколько дней он не пошел в школу, валялся с книжкой на тахте. Тетя Дуся куда-то ушла. Внезапно дверь без стука отворилась, и на пороге он увидел Ксану Павловну, с распущенными волосами, в халате.
— Вовик, ты чего, приболел? — участливо спросила она, подходя ближе. Он покраснел, отрицательно помотал головой и вскочил с тахты. Ксана Павловна присела на краешек.