Наверно, мне давно надо было рассказать всю правду, снять тяжкий камень со своей совести. Однако я не находил в себе душевных сил и воли сделать это. Уверен, что каждый отец, потерявший единственного сына, поймет меня. Что осталось у меня в жизни? Абсолютно ничего. Пустота. Алексей был моей жизнью. То, что я узнал о нем, потрясло, выбило из колеи. Но стал ли он мне менее дорог? Нет и нет. И, возможно, то, что я сейчас опишу, могут расценить как предательство его интересов. Он ушел из жизни, ушел глупо и нелепо, сердце мое не перестает кровоточить. Но я не могу больше молчать, я просто обязан рассказать правду, хотя и вынужден поведать такое, что, несомненно, опорочит моего сына. Возможно, узнав о моем поступке, люди отвернутся от меня, сочтут безнравственным, будут осуждать, хотя можно ли осудить меня больше и строже, чем я сам? Ведь я виноват в гибели моего мальчика. Но есть еще один виновник гибели Алеши, который спокойно живет и даже преуспевает, наверняка используя в своих преступных целях способности и талант безвременно погибшего сына. Постараюсь изложить все по порядку.
Чуть больше года назад я встретил однокашника, которого не видел много лет. Собственно, мы никогда не были с ним дружны, а если честно, то я его боялся, его в школе все боялись, даже старшеклассники. Была у него кличка «Бешеный». Мы учились в седьмом, когда один десятиклассник неосторожно бросил ему: «Салага». Он кинулся на него, схватил за горло и стал душить. Он бы его точно задушил, не подоспей учитель физкультуры. С большим трудом тот оторвал его от жертвы. «Да ты, брат, бешеный», — сказал учитель. С тех пор и присохла к нему кличка. В десятом классе Бешеный внезапно исчез. Как потом оказалось, его арестовали за разбой.
И вот через столько лет встреча. Разговорились, вспомнили школу, обменялись адресами. Я обратил внимание, что его заинтересовала моя профессия. О себе он сказал, что работает в почтовом ящике. Я не очень обрадовался, откровенно говоря, встрече. Но он обладал чудодейственной способностью навязывать свою волю и желание другим. Я же, печально и стыдно признаться, человек слабовольный, что мешает мне в жизни. Но это от бога, ничего не поделаешь. Так и стали мы «дружить». То была дружба удава с кроликом. К Леше он относился хорошо, и сына, если честно, тянуло к нему. Бешеный принимал активное участие в судьбе Алексея, подключил свои связи, и сына по распределению оставили в городе. Естественно, что, когда я, наконец, сумел приобрести для Леши машину и возникла проблема получения прав, я обратился к нему. Странное дело! Я всегда считал: главное — машина. Оказалось не менее сложным устроиться на курсы для получения прав. Алексею не терпелось сесть за руль, кое-какие навыки он приобрел у друзей, но я никогда не позволил бы ему без специальной подготовки и официального документа управлять машиной. Мои попытки устроить сына на курсы оказались безрезультатными. И тогда я обратился к своему школьному приятелю. «Никаких проблем», — ответил он, и через месяц Алеша радостно показывал мне новенькие водительские права. Но после смерти сына, который погиб из-за своего неумения водить машину, я узнал, что права — поддельные. Значит, он их получил неправедным путем. Как же тогда расценивать услугу Бешеного? Выходит, он все знал. Я пошел к нему, хотел рассеять свои сомнения. Он встретил меня неприязненно, на вопрос, как у Алеши оказались поддельные права, зло рассмеялся: «Ты ищешь первопричину, думаешь, она во мне, — сказал он, — так знай: твой сын сам себя убил». С этими словами он вышел в другую комнату и вынес оттуда клише. «Вот, смотри, что смастерил твой талантливый сын. Здесь и автограф его есть. А идея — твоя. Удивляешься? Напрасно. Помнишь, ты пришел ко мне с просьбой помочь с правами. Мы с Лешей решили помочь не только себе, но и другим. Надеюсь, тебе известно, что у Леши обнаружили 500 рублей. Это плата за работу. Ты не можешь быть в претензии ко мне. Я любил Алексея и подарил ему самое главное: веру в себя, возможность безбедного существования, независимость».
«Все твои подарки, — ответил я, — сделали моего сына преступником и привели его к гибели. Это — дары данайцев». Он рассмеялся: «Пусть так, если тебе угодно. А теперь, иди и расскажи обо мне, не забудь заодно и о сыне, чем он занимался... Иди же, быстрей, а то опоздаешь в тюрягу. Ведь мастером штемпельной мастерской работаешь ты, а не я». Он еще что-то долго кричал мне, но я уже ничего не слышал. Мой мальчик — преступник.