Терзаемый жуткими мыслями мальчик не заметно для себя, раз от раза смыкая свои отяжелевшие веки, стал погружаться в тревожные сновидения. Лишь только его мозг стало обволакивать томительной негой, дыхание ребенка непроизвольным образом участилось, а тело заколотила нервная дрожь. И этому было свое ужасное объяснение и весомое обстоятельство, ведь так организм сопротивлялся против того, что сразу же стало проноситься в возбужденном мозгу юного еще организма. Ему стало сниться, как в каком-то незнакомом раньше сарае висит то самое одеяние, что каждый раз было надето на «Таинственном незнакомце» в тот самый момент, когда он совершал свои безжалостные убийства. Рядом на стене располагался заржавленный серп, который также был узнан Горячевым. Все эти предметы манили к себе уснувшего мальчика, требуя обязательно в них облачиться, однако данная в разум определенная установка активно противилась полному погружению в мрачные сновидения. Огромным усилием воли мальчик смог вырвать себя из захватившего сна и, обливаясь холодным потом, какое-то время лежал на кровати, уставившись в одну выбранную им точку на потолке. Еще дважды он таким образом боролся с неведомой силой, пока наконец, твердо решив, что лежать больше не будет, спрыгнул с кровати и, включив в работу компьютер, принялся играть в различные игры, коротая время до наступления спасительного рассвета. Лишь под самое утро мальчик смог ненадолго забыться тревожными сновиденьями.
В то самое время, когда Горячев-младший стремился победить темные силы, преступник Кентюрин направлялся к своему старому другу, проживавшему на самом конце этого города. Тот жил в небольшой покосившейся хижине, явно свидетельствующей, что ее внешний вид и общая прочность, заботят хозяина совершенно даже не сильно. Приблизившись к дому, Максим, озираясь по сторонам, приблизился к небольшому окошку и поскреб по нему своими пальцами. Внутри еще горел свет, и слышались разгоряченные спиртными напитками возбужденные голоса. На осторожный шум, созданный неожиданным гостем, на крыльцо вышел хозяин, грозным голосом крикнувший:
- Кого еще нелегкая принесла? Если – пустое, то лучше проваливай, а не то выйду «бошку» сверну. Все ли понял…
Злобный мужчина не успел договорить свою наполненную недоброжелательством речь, так как его прервал не менее грубый окрик несостоявшегося похитителя маленькой девочки:
- «Большой», открывай – это я, «Кент».
Очевидно это имя в этой избушке было известно, потому что шаги изнутри быстро засеменили к дверному проему, отодвигая и без того не прочный запор. Перед посетителем предстал огромного роста мужчина, вежливо позволивший пройти внутрь своего непрочного дома. Иглютин Михаил Владиславович был бывшим спортсменом-тяжелоатлетом, по окончании своей карьеры безжалостно спившийся. До тридцати пяти лет он жил в нашей столице, где постепенно погружаясь в беспробудное пьянство очень быстро погряз в огромных долгах и был вынужден продать свою трехкомнатную квартиру, располагавшуюся чуть ли не в самом центре Москвы. Оставшихся денег хватило только на дом в глубокой провинции, который ему помогли отыскать пронырливые риелторы, занимавшиеся урегулированием его проблемных вопросов. В настоящее время ему исполнилось сорок шесть лет и вид он приобрел крайне печальный. Продолжая обладать неуемной физической силой, тем не менее его тело значительно исхудало и покрылось глубокими старческими морщинами. Рост его превышал сто восемьдесят сантиметров и продолжал внушать уважение каждому, кто его видел. Квадратное раньше лицо теперь осунулось и приобрело продолговатую звероподобную форму; серо-голубые глаза «потухли» еще лет десять назад и уже не выражали того былого величия, какое некогда не покидало этого уверенного в себе человека; большая голова давно облысела и лоснящимся затылком переходила в широкую «бычью» шею. Одежда его состояла в рваном синем трико, застиранной желтой выцветшей майки и черных резиновых сланцев. Вот такой в прошлом уважаемый человек теперь раболепствовал перед провинциальным преступником, не в силах отказать ему в посещении своего непросторного дома.
Это была действительно небольшая избушка, состоявшая всего из одной комнаты, по середине которой была установлена русская печь. Именно она делила внутренние помещения на отдельную кухню и комнату. Из мебели там имелось два стола, полуразвалившаяся кровать, некое подобие топчана, да еще пара стульев. Кроме хозяина в покосившейся хижине находилась его небольшая сожительница из разряда местных любителей выпить, да еще такой же загостившийся ее брат-полубомж.