– Посмотрит. Такой, например, как мой приятель Лавр. Но ему нужна совсем другая женщина.
– Какая же?
– Деятельная, энергичная. Та, которая станет на себе тащить семейный воз. Ты посмотри: я сказал ему – поезжай, он и поехал. Без вопросов. Привык плыть по течению. Вот и станете вы жить как две щепки, которые волны носят от берега к берегу.
– Иными словами, кроме Лавра, для меня ничего не найдется?
– Да посмотрел я на мужиков на этой вашей вечеринке. Ни одной личности. Я имею в виду из холостых мужчин. Если, конечно, не считать этого колченогого мента. Костя вроде его звать.
Тоня вспыхнула:
– Да кто ты такой, чтобы давать людям свои ублюдские оценки!
– Ого! – весело удивился он. – Мы уже начали грубить. Милая, посмотри туда, в темноту. Одно мое движение рукой – и ты на пути к вечности. Не боишься?
– А чего ты мне угрожаешь?
– А чего ты меня злишь? Ну кому понравится смотреть на свою собственность, которая вдруг вышла из повиновения?
– В каком смысле – собственность? – пролепетала Тоня; она шаг за шагом отдавала позиции, каковые прежде отвоевала, уехав от Михаила. Еще немного, и она окончательно разнюнится... если не возьмет себя в руки.
– В таком. Я тебя пронумеровал и к себе пришпилил. Ты – моя первая и единственная жена.
– Я, конечно, польщена, – выговорила Тоня, словно освобождаясь от липкой паутины зависимости, – но неплохо бы и у меня спросить, хочу ли я быть к тебе пришпиленной.
– А я уже спрашивал, когда предложил тебе выйти за меня замуж. Ты сказала «да», не так ли? Обратного хода нет.
– Мы и правда с Надеждой чем-то похожи, – задумчиво произнесла Тоня. – Она в рабство угодила в этой своей Америке, а я – не выезжая из России.
– Похоже, – насмешливо кивнул Михаил, – только меня не так-то просто со свету сжить. Да у тебя бы решительности не хватило, этим ты от Надьки и отличаешься. К тому же твое рабство разве настоящее? Как сыр в масле каталась.
– А теперь больше кататься не хочу!
– Да брось ты строить из себя феминистку. У тебя дыхание короткое, на длинную дистанцию все равно не хватит. Антонина ушла от мужа! Юмористический роман... Но я все никак не получу ответ на свой вопрос: почему ты ушла? Всякие там рефлексии – это же ерунда. Ну, на какое-то время я тебя оставил, у меня были неприятности, но это же временно. Разве не должна жена вместе с мужем преодолевать трудности? А ты не могла немного потерпеть...
– Чего? Того, что ты меня убьешь?
У Тони неведомо почему вырвалась эта фраза, которую она никогда бы не хотела произносить.
Но она не застала Михаила врасплох. То есть Тоня представляла себе, что у него должны забегать глаза, чуть ли не затрястись руки, он должен что-то лепетать...
Отнюдь. Михаил с сожалением посмотрел на нее, как смотрят на душевнобольного, которому медицина не в состоянии помочь.
– Тебе это кто-нибудь подсказал или ты сама придумала?
– Сама. Я открыла твой тайник и увидела то, что, кажется, не должна была видеть...
– Имеется в виду дарственная?
– Может, скажешь, что Элина отдала тебе ее по доброй воле? Отдала и наложила на себя руки?
– Нет, конечно, на самоубийство ее смерть никак не тянула, потому что она физически не могла бы ударить себя ножом в спину.
– И ты совершенно ни при чем?
– Боже, Тато! Ты хоть представляешь, сколько денег принесла мне ее дарственная? Двести пятьдесят штук зеленых! Представляю, сколько стоила бы четырехкомнатная квартира в центре Москвы! Но я торопился. К тому же мне не хотелось мелькать во всех конторах, которые оформляли продажу квартиры. Пришлось уступить риелторам. Тысяч двадцать со сделки они поимели... Зато сделали все по закону, так, что комар носа не подточит!
– Ты тот же, что и всегда. Сказал все, кроме того, о чем я спрашивала. Это ты убил Элину?
– Вот еще, делать мне нечего! Я занял ей деньги. Большую сумму.
– А откуда ты их взял? Или у тебя на счете миллион, о котором я не знала?
– Сколько раз я говорил тебе, Тато: меньше знаешь – крепче спишь. Зачем ты полезла туда, куда тебя не просили? Разве тебе плохо было жить без забот?
– Миша, я тебя прошу, давай не будем нагнетать и без того взрывоопасную ситуацию. Я уехала сюда, в эту дыру, где собираюсь жить и впредь, не предъявляя тебе никаких претензий... Другой бы радовался...
– Ты слышала, у спецназовцев есть такой термин: зачистка?
– Слышала. Но какое к нам это имеет отношение?
– Самое прямое. Зачистить – значит, убрать все подозрительные моменты, так чтобы к объекту, оставленному тобой, можно было спокойно поворачиваться спиной.
– Но я же...
– А ты непредсказуема! Если однажды сотворила такое, чего я никак от тебя не ожидал, где гарантия, что тебе опять что-нибудь в голову не стукнет?
– И что ты предлагаешь? – спросила она непослушными губами.
– Не стану от тебя скрывать, мне придется пересмотреть свои планы. Вообще-то я хотел с тобой помириться. Мне казалось, это просто. Попросить у тебя прощения. Заговорить...
– Уболтать.
– Не важно, какие слова при этом употребляешь, но суть ты схватила верно. Однако ты, как выяснилось, знаешь то, что знать тебе никак не нужно. Если ты это озвучила для меня, то захочешь рассказать об этом еще кому-то. Если уже этого не сделала.
– Никому я ничего не рассказывала, – пролепетала Тоня, но вышло у нее это так неубедительно, что она сама бы себе не поверила.
Она порывисто вскочила, но Михаил схватил ее за руку.
– Куда?
Подбежавший к Тоне Джек, который до того пропадал где-то в темноте, оказался у ее ноги и, подняв голову на Михаила, глухо зарычал.
Тот, однако, не выпустил руку жены и прикрикнул на собаку:
– Фу, Джек! Хозяина не узнал? Кажется, все вы тут рассобачились! – А потом добавил снисходительно: – Мне никогда не нравился этот пес. Одно слово – ублюдок. Правильно делают, что их уничтожают. Тот, кто портит чистоту породы, не заслуживает жизни...
Он сунул руку в карман, и как раз в это время сверху, с гор, донесся глухой с раскатами гул. Что-то огромное куда-то ухнуло, шлепнуло, вздрогнула земля.
– У вас здесь есть вулкан? – удивился Михаил. Только на мгновение он утратил бдительность, перестал по-прежнему крепко сжимать Тонину руку.
Она тут же воспользовалась этим, резко толкнула его и побежала прочь. Тоня слышала, как он упал и выругался. Видимо, ударился.
И в этот момент погасли фонари. Сразу стало видно, как с горы стремительно падает вниз на поселок как будто черный огромный язык.
В эту же секунду Тоню резко рвануло за руку, и мужской голос рявкнул в самое ухо:
– Бегом! Наверх!
– Джек, за мной! – закричала она и помчалась, увлекаемая каким-то мужчиной, не оглядываясь, оступаясь на камнях, совершенно незаметных в кромешной тьме.
Промедли они всего пару секунд, и спастись бы не удалось, потому что густая, черная, грязная вода успела даже задеть ее ногу, едва не сломав.
Они бежали, задыхаясь и падая, поднимаясь все выше и выше. Джек тоже мчался по дороге вверх, скулил и оглядывался на Тоню, словно хотел сказать: «Быстрей! Что же ты так медленно ползешь?!»
В поселке нигде не было света, но воздух вокруг был заполнен голосами и страшными чавкающими звуками, словно то нечто, почти живое, свалившееся с горы, поедало людей, которых слизывал его огромный грязный язык.
– Что это такое? – спросила Тоня, когда они на секунду остановились, чтобы перевести дух.
– Сель, – сказал Костя, ибо это был он. – Я говорил, что слишком жарко. Снега стали стремительно таять...
Рядом с ними тоже кто-то тяжело дышал, а потом знакомый женский голос произнес:
– Сходили за хлебом!
– Надя, ты, что ли? – выдохнула Тоня.
– Тошка, успела вырваться? Мы видели, как Михаил тебя схватил, а ты от него вырвалась и бежать.