– Я всегда могу ликвидировать его, сэр.
– Управляющего или Мартинеса? – переспросил министр, не вполне поняв, шутит Скотт-Хопкинс или нет.
Полковник улыбнулся. В принципе, ему было все равно кого.
– Нет, Брайан, я не могу санкционировать ликвидацию Мартинеса, пока не буду иметь законного основания; когда я в последний раз проверял, изготовление фальшивых денег не входило в перечень преступлений, заслуживающих виселицы.
Сидя за письменным столом, дон Педро нервно барабанил пальцами по блокноту с промокательной бумагой и ждал телефонного звонка.
Собрание совета директоров назначалось на десять утра и, как правило, заканчивалось к полудню. На часах уже 12:20, а от Фишера до сих пор ни слова, хотя ему даны строгие инструкции позвонить тотчас по окончании собрания. Правда, Карл рекомендовал Фишеру не пытаться выйти на связь с боссом, пока не удалится достаточно далеко от офиса пароходства, дабы никто из членов совета не увидел его звонящим по телефону.
А еще Карл посоветовал майору подобрать такое место, где вероятность встречи с кем-то из коллег была близка к нулю. Фишер выбрал паб «Лорд Нельсон» не только потому, что от судоверфи Баррингтонов до него не менее мили, а еще потому, что располагалось заведение в портовом районе: здесь разливали пинтами горькое, реже – сидр и никогда не держали «Бристольский крем»[10] от «Харвиз»[11]. Что более важно, рядом с дверью в паб торчала телефонная будка.
На столе дона Педро проснулся телефон. Он схватил трубку сразу после первого звонка. Карл также велел Фишеру не называть себя из телефонной будки и не терять времени на досужие фразы, а сразу же, укладываясь менее чем за минуту, давать информацию.
– «Харланд и Вольф», Белфаст.
– Есть Бог на небесах, – ответил дон Педро.
Линия дала отбой. Значит, на собрании не обсуждалось больше ничего существенного, о чем бы Фишер поторопился сообщить перед завтрашней поездкой в Лондон. Дон Педро опустил трубку и посмотрел на трех мужчин, сидящих за столом перед ним. Каждый из них уже знал, каким будет его следующее задание.
– Проходите.
Старший банковский кассир открыл дверь и отступил в сторону, пропуская банкира из Аргентины в кабинет управляющего. Мартинес вошел. На нем был двубортный костюм в тонкую полоску, белая рубашка и шелковый галстук – все от личного портного с Сэвил-роу. За ним следовали два охранника в форме, которые несли большой, старомодный и потрепанный чемодан с инициалами «Б. М.». Замыкал шествие высокий худой джентльмен, одетый в элегантный черный пиджак, серый жилет, брюки в тонкую полоску и темный галстук – словно для того, чтобы напомнить простым смертным, что он и управляющий обучались в одной школе.
Охранники поставили чемодан в центре кабинета, а управляющий вышел из-за стола и поздоровался за руку с доном Педро. Цепким взглядом он смотрел на чемодан, пока гость открывал его замки. Пять человек уставились на ровные ряды заполнивших чемодан пятифунтовых купюр. Непривычное зрелище для любого из них.
– Сомервилль, – управляющий повернулся к старшему кассиру, – эти банкноты должны быть сосчитаны и затем пересчитаны, и, если мистер Мартинес согласится с вашими цифрами, вы затем уничтожите их в шредере.
Старший кассир кивнул, охранник закрыл чемодан и защелкнул замки. Затем охранники медленно подняли тяжелый чемодан и последовали за старшим кассиром из кабинета. Управляющий молчал, пока не услышал, как закрылась дверь.
– Не желаете ли выпить со мной бокал «Бристольского крема», старина, пока идет подсчет?
Дону Педро понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что «старина» было просто ласковым обращением к нему, даже признанием членом клуба, невзирая на то что он иностранец.
Управляющий наполнил два бокала и протянул один своему гостю.
– Доброго здоровья, дружище.
– Доброго здоровья, дружище, – собезьянничал дон Педро.
– Честно говоря, я удивлен, – проговорил управляющий, отпив глоток, – что вы держали такую сумму наличными.
– Эти деньги хранились в сейфе в Женеве последние пять лет и там бы и остались, не реши ваше правительство печатать новые банкноты.
– Не мое это было решение, дружище. По правде говоря, я рекомендовал не делать этого, но этот болван из кабинета министров… не та школа и не тот университет, – пробурчал он между глотками. – Так вот, он настаивал, что немцы подделывали наши пятифунтовые купюры в течение всей войны. Я возразил ему, что такое просто невозможно, но этот идиот даже слушать не стал, будто он разбирается больше, чем Банк Англии. А еще я ему сказал, что, пока на банкноте Банка Англии стоит моя подпись, сумма будет оплачиваться полностью.
11