Раздались аплодисменты. За несколько минут до построения нам действительно сообщили, что наш тренер уехал обратно — собирать свои вещи и готовиться к окончательному возвращению в Москву. А для этого ему нужно было в том числе закрыть отчетность по работе в пионерском лагере.
Тем временем Антон Сергеевич продолжал:
— В общем, пока больше ничего говорить на эту тему не буду. Когда Виктор Степанович вернется, он сам вам обо всем расскажет. А пока — еще пара слов о наших новых товарищах. Попрошу молодых не обижать! А то знаю я вас — не хуже, чем в армии. И еще вот что: на первых порах кто-нибудь должен взять над ними шефство. Подсказывать, помогать, объяснять, как мы тут живем. И это должен быть опытный спортсмен, к тому же не замеченный в нарушениях режима. Вот, например, ты, Саня!
Из строя вышел крепкий парень. Это и был Саня. Как впоследствии оказалось — опытный боксер-средневес, который считался здесь чуть ли не эталоном для подражания во всем — и в спорте, и в житейских делах.
— О! А чего это Саня-то? А че мне вдруг нельзя шефство взять? — раздался голос.
Я повернулся на звук и увидел того самого хулигана, который отобрал у ребят стакан кофе в столовой. Парень явно любил оказываться в центре внимания, и неважно, какие способы для этого нужно было использовать.
— Слушай, а кто это? — спросил я шепотом у соседа по строю. Тот посмотрел на хулигана и так же, шепотом ответил:
— А, этот? Это Денис Бабушкин. Талантливый парень, но… — мой собеседник выразительно щелкнул себя по кадыку.
— В смысле? — изумился я. — Выпивает, что ли?
Парень молча кивнул.
— А как же… — у меня в голове никак не хотели соединяться пьянство и спортивная карьера, особенно совмещенные с проживанием на закрытой территории под присмотром.
— Ну как, — пожал плечами динамовец, — Он все нормы выполняет, тренируется нормально. Медали приносит. Поэтому тренеры пока что закрывают на это глаза. Ругаются, конечно, но… больше предупреждают «для порядка». А как только речь заходит о каких-нибудь важных соревнованиях — сразу все к нему. Понимают, что такие результаты вряд ли получишь от кого-нибудь еще.
Все понятно. Знавал я в прошлой жизни таких «спортсменов». Пока организм молодой, перерабатывает всякую дрянь в ускоренном режиме — вроде бы получается совмещать со спортом. И они начинают думать, что так будет всегда. Но вот только долго длиться это не может — и через какое-то время тело неизбежно начинает давать сбои. И тут уже остается только два пути — или браться за ум, завязывать с вредными привычками и вплотную заниматься своим здоровьем, или бросать спорт. Даже не бросать — из спорта при таких раскладах тебя все равно очень скоро попросят и без твоей инициативы, сам сдуешься. Максимум, на что можно будет рассчитывать — устроиться преподавателем физкультуры в какую-нибудь не самую престижную школу. И как бы ты ни хорохорился, каким бы «избранным» себя ни привык считать — ты все равно уже никогда не сможешь выдать даже тех показателей, которые были у тебя в годы учебы. А некоторые и не пытаются — алкоголь поглощает их с головой, и им остается только вспоминать о былых заслугах в случайных пьяных компаниях.
Вот, значит, и этот Денис тоже из таких. Сейчас тренеры закрывают глаза на его пьянство — и этим, по сути, поощряют его. Но хуже-то в результате будет не тренерам, а ему. Просто он об этом еще не догадывается. А судя по его нахальству, «избранным» он себя уже ощутил и на полном серьезе считает, что ему позволено больше, чем другим. Ничего, жизнь и не таких персонажей еще обламывала. Я на них, конечно, насмотрелся… понятно, что о таких «подвигах» не будут рассказывать в советских газетах или по телевидению. Вся подноготная открывается, только когда сам становишься частью этой системы.
— Что, Бабушкин, опять пил? — Антон Сергеевич посмотрел на Дениса взглядом, который не оставлял сомнений в том, что он уже все понял и спрашивает больше для того, чтобы дать этому балбесу возможность оправдаться.
— Никак нет, товарищ тренер! — по-армейски отчеканил Денис. В строю раздалось хихиканье — видимо, подобные сцены здесь были не редкими.
— Да? — насмешливо сощурился тренер. — А перегаром почему от тебя пахнет? Рядом со зданием кто-то выпивал, а окно было открыто, и на тебя надышали?
Не зная, что ответить, Денис молчал — в отличие от своих товарищей, которые уже не скрывали своего веселья. И то сказать — тренировки уже стали обыденностью, а такое шоу — какое-никакое, а все-таки развлечение.
— Ну что вы, Антон Сергеевич! — нарушитель явно старался сделать свой голос пободрее. Получалось у него, честно говоря, так себе. — Я полностью в рабочей форме!
— Что, неужели и живот не болит? — продолжал допытываться Антон Сергеевич. — И голова в порядке? И выспался? Тренироваться готов?
— Так точно, — как заевшая пластинка, повторил Денис с той же солдатской интонацией.
Антон Сергеевич помолчал, как будто придумывая, что теперь делать с этим хроническим нарушителем дисциплины.
— Ладно, здесь все равно все свои, — наконец сжалился он. — Все тебя давно уже прекрасно знают, и проделки твои — тоже. Скажи честно — небось опять со своим дружком Славкой всю ночь куролесили? Так ты на него не смотри! Славка-то давно уже олимпийским чемпионом стал. Он, в принципе, может уже скоро и карьеру заканчивать — преподавать идти. А у тебя еще все только начинается. Но если ты так будешь продолжать, то очень скоро закончится!
Вообще говоря, Денис не был пьяным. То есть формально он не нарушил правило не являться в нетрезвом виде. Но его похмельное состояние было видно невооруженным глазом, а если к нему приблизиться, то срабатывало еще и обоняние. В то время ведь еще не было никаких жвачек и уж тем более «антиполицаев». Раз уж выпил — будь готов, что шансов скрыть этот факт у тебя точно не будет.
— Алкоголь мы запрещаем не потому, что изверги и не понимаем, — продолжал читать нотацию Антон Сергеевич. — А потому, что для нашего брата это — смерть! Алкоголь уничтожает спортсмена незаметно, но очень быстро! То, что с обычным человеком происходит лет за десять, с атлетом может произойти за год. А почему? А потому что серьезные физические нагрузки, совмещенные с пьянством — это двойной или даже тройной удар по организму! Сначала человек этого не замечает и считает, что с ним все в порядке — вот как ты, Бабушкин! Но уже совсем скоро начинает снижаться выносливость, ухудшается реакция, на восстановление уходит все больше времени. И заметь, это не твое личное дело! Таким безответственным отношением к себе и своему здоровью ты подставляешь свой коллектив! Ставишь под угрозу успехи каждого в отдельности и всех вместе.
— Че вот его не выгонят, интересно? — тихонько, чтобы никто, кроме своих, не услышал, задался философским вопросом Лева, пока тренер вдохновенно продолжал свою антиалкогольную лекцию. — Я где ни тренировался — мне даже покурить было нельзя, даже одну в день! А тут, понимаешь ли, «Динамо», всесоюзное общество, туда-сюда… и этот деятель такие вещи вытворяет, и ему хоть бы хны!
— Ну подойди к нему да спроси, — хмыкнул Шпала. — Чего ты нам-то эти вопросы задаешь. А вообще, тебе-то чего? Тоже хочешь распивать по ночам?
Лева не успел ничего ответить, потому что Антону Сергеевичу, видимо, надоело разыгрывать сценку товарищеского суда над раздолбаем Денисом, и он перешел к дальнейшим указаниям для всех.
— Значит, так, орлы! — обратился он к строю. — Через полчаса все собираемся на улице, прямо перед входом. Поедем на рыбалку и пикник.
Динамовцы, и мы в их числе, гурьбой заструились к выходу. Вообще я любил такой общий досуг — в неформальном общении всегда можно наладить какие-то связи в новой компании, понять, кто есть кто и как лучше всего себя вести, чтобы добиться своих целей. Да и хорошие друзья тоже появляются зачастую после таких вот неофициальных посиделок. Тем более, что тело все еще ломило после «вступительных испытаний», и отдых был весьма и весьма кстати.