Парня оттащили от перепуганного водителя и привели в офис. Я спустился поговорить с ним, выяснить, что и как. Мне хотелось получить всю историю, а не кадр с пленки камеры слежения — чтобы все это больше никогда не случалось. Основная информация, которую я пытался извлечь из его «черного ящика» — что именно включило его такую агрессивную реакцию? Я уговорил охранника рассказать все. Его рассказ дал полезную информацию, говорящую о возможном содержании отпечатка происшествия в его памяти.
Знаете, как рождаются клички? Правильно, их придумываем мы сами себе — своими собственными поступками. Именно поступки рождают клички. Этого башкирского парня звали Ринат. В армии его звали ФОМА! Имя Фома еще со времен Христа стало синонимом скепсиса, недоверчивости и сомнения. Что ж, остается только удивляться тому факту, что звуковая энергетика имени полностью сохранилась в русском звучании и поразительно точно передает характер Рината.
Обладая завидным здоровьем, болел редко, скептически относился к разным снадобьям и не любил обращаться к врачам. У него были золотые руки, он пытался все сделать сам, владел несколькими профессиями, он помимо охранных функций, в ночную смену выполнял всевозможные мелкие хозяйственные поручении — сбрасывал снег с балкона, ремонтировал замки дверей, клеил отвалившуюся плитку. Он вообще был очень сдержан, когда речь шла о его жизни. Кроме того, его отмечала большая впечатлительность и жалостливость, сострадание к больным и слабым.
Не разумно было заставлять человека наблюдать происшествие с его собственной позиции. Не было ничего особо благородного в его страдании от большой боли. На самом же деле ошибка, прежде всего в том, что он отождествлял себя с одним из щенков и его ощущениями. Следовало вывести его из этого состояния, а не вводить еще глубже.
Я попросил остановить «кадр» точно в тот момент, когда у него происходит включение реакции. Если это было «вдруг заболела голова», нужно было узнать, что именно произошло.
— Я посмотрел на испачканные сгущенкой мордочки мертвых щенков, и, вдруг, заболела голова и начали саднить ладони рук, словно с них сняли кожу!
— Их не убили — открыто и честно. Их обманули — подарив сытное «сегодня», навсегда лишили будущего.
Последовательность его переживаний дала ценную информацию. Скорее всего, мы с ним нашли некоторые объяснения…
Боль это сообщение мозгу о неполадках в теле. Внезапно появившись, она перегружает нервную систему своим импульсом. Поэтому, естественная защита от ощущения боли — блокировать общение с телом. Сразу чувствуешь не всю боль, часть ее застревает по пути к мозгу. Тело наполняется инертностью застрявшей боли. Руки сразу наливаются свинцом, плечи каменеют, бежать становится тяжело. Тело, словно глиняный кувшин, нагреваясь от боли, становится твердым и хрупким. Именно так все и было.
Они двигались максимальным темпом — почти бежали. Плотной группой, с минимальной дистанцией, по узкой тропе. Поэтому, когда шедший впереди Коржик споткнулся, времени реагировать, уже не было. Автомат весел на шее. Облокотившись руками на ствол и приклад, Фома почти сам тащил себя вперед. Полный РД, плотно подогнанный к спине, только добавлял ускорения. Чтобы держать бешеный ритм, достаточно было только наклонить корпус вперед и перебирать ногами. Споткнувшись, Коржик не упал, поджав левую ногу, он прыгнул на одной ноге и присел на левое колено. Вовремя споткнувшийся не падает. А вот Фома, налетев на Коржика, упал по настоящему — с кувырком через голову, принимая, на вытянутые вперед руки, всю силу собственной инерции. Прокатившись по склону несколько метров, Фома остановился. Группа не задержалась ни на секунду. Только ротный остановился, пропуская всех вперед. Внимательно осмотрев голеностоп Коржика, он бегло оглядел содранные в кровь, с лоскутами порванной кожи, ладони, локти и правое колено Фомы. Да, такие открытые раны может и не повод для беспокойства где-нибудь в другом месте, но не здесь. Ободряющее хлопнув Коржика по плечу, ротный, раздраженно подтолкнул Фому в спину — догоняй группу, отдых и перевязка на привале.
После падения прошло уже минут тридцать, а про привал словно забыли. Общее время движения росло от привала к привалу, а не наоборот, как казалось, должно было быть. Темп набирали медленно. Ротный разгонял группу, словно локомотив товарняк перед подъемом. Содранные ладони саднили сначала не сильно, но, по мере того, как накапливалась усталость в ногах, боль становилась сильней. Ладони, казалось, распухали, наливаясь болью. Размахивая руками с кровоточащими ладонями, словно раскаленными утюгами, Фома пытался стряхнуть боль, но это не помогало. Боль застревала в плечах, перетянутых лямками РД. Затем, накопившись, по автоматному ремню, через шею, она, толстой тягучей каплей, перетекала в правую руку к разодранному локтю и ниже, к такой же, порванной о камни, ладони. Фома словно тащил на себе коромысло с двумя, полными боли, ведрами. Остановиться и вылить боль, не получалось. Сильное физическое напряжение оранжево-коричневыми шторками закрывало глаза. Мир медленно погружался в мутную оранжевую пелену.