Как чувствовал себя следователь, у которого только что застрелили отца, в присутствии человека, пистолет которого замолчал только потому, что сломался?
Боюсь, что тень ещё одного убийства не добавила света к расследованию трагедии, разыгравшейся на Партизанской улице.
Так или иначе, но помощник военного прокурора Московского гарнизона капитан юстиции Е.В. Севрюгин подписал обвинительное заключение, в котором Краузов обвинялся в совершении умышленного убийства из хулиганских побуждений с особой жестокостью, способом, опасным для жизни многих людей, а также покушался на убийство несовершеннолетнего О. Ильичева.
Если перевести все это на язык, которым мы изъясняемся между собой, то обвинялся Алексей не только в том, что он убил трех человек, но сделал это как хулиган-садист, зная, что при этом присутствует мать Ивкина, жена Федорова, а также дочь Федорова и сын невесты, Олег Ильичев.
В судебном заседании пункты "б", "г" и "д" отпали.
Статья же 102, п. "з", осталась.
Предполагаю, что произошло это на основании заключения судебно-психиатрической экспертизы, в котором говорится:
"...Краузов находился в состоянии эмоционального напряжения, обусловленного значимой для него ситуацией.
...данная ситуация была хронической и носила психотравмирующий характер.
...испытуемый находился в состоянии эмоционального напряжения, которое оказало существенное влияние на его сознание и деятельность.
Состояние эмоционального напряжения, в котором находился Краузов в момент совершения правонарушения, однако, не достигло глубины физиологического аффекта".
Поясню: если бы в заключении экспертизы значилось, что состояние Краузова достигло глубины физиологического аффекта, то суд мог бы квалифицировать содеянное Краузовым согласно статье 104 УК РСФСР, то есть убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения.
Соответственно и наказание определено могло быть другое.
А может ли вообще идти речь о другом наказании?
Тут надо сразу определить, руководит ли нашими помыслами людоедства логика "кровь за кровь" или мы все же претендуем на другое, а именно на глубоко осмысленное желание разобраться в происшедшем?
Эксперты утверждают, что состояние Краузова не достигло глубины физиологического аффекта.
Можно ли считать это суждение бесспорным?
Если он вполне отдавал себе отчет в том, что делает, значит, приехал на Партизанскую улицу, руководствуясь соображениями глубоко продуманными?
Но разве не было у него, человека, имеющего прямой доступ к оружию, более простой и верной возможности расправиться с тем, кого он мог считать своим обидчиком?
Если Краузов замыслил убийство соперника, то все, что он сделал в дальнейшем, можно назвать демонстрацией беспомощности - именно в связи с отсутствием самой простой логики.
Да, вооруженная беспомощность.
Изо дня в день боролся он с надвигающимся роковым для него распадом семьи. Наконец, благодаря его непростым усилиям, достигается желанная цель - жена соглашается вернуться. Причем договор носит отнюдь не платонический характер. Жена провела с ним неделю и сама - я это подчеркиваю - сама сказала, что разводиться не хочет.
Казалось бы, все. Жена, которую он любит, и дети, которых лелеет, все вернулось к нему.
В мгновение ока доверчивость его терпит безусловное поражение, когда он оказывается на пороге злосчастной квартиры на Партизанской улице.
Разрешилась ситуация, имевшая для него жизненно важное значение.
Еще раз спрашиваю: можно ли считать бесспорным утверждение экспертов, что состояние Краузова не достигло глубины физиологического аффекта?
Не знаю, как может вместить сознание убийство трех ни в чем не повинных людей. Не знаю, как Алексей Краузов с этим живет и как с этим вообще можно жить.
Но, хотим мы этого или не хотим, нам придется согласиться с тем, что это - дело его души, а наше дело - совсем другое. Или должно быть другим.
Почти все мы материалисты по убеждениям.
А судьи - профессиональные материалисты. Делом их жизни является способность оценить человеческий поступок. И материалистам ли не знать, что, не оценив намерений, поступок оценить КАК ДОЛЖНО не удастся.
Не удавалось ещё никогда и никому.
Ублюдок
Кто бы мне объяснил, для чего они уговаривали Федорова поехать с ними?
В голову приходит одна-единственная глупость: у Татьяны было шесть сумок. Две - Виктору, две - ей и две - как раз Паше, Павлу Федорову, сослуживцу, который 28 марта 1991 года приехал в контору отделения перевозки почты, чтобы получить компенсацию к зарплате, а заодно встретить Татьяну Вакуленко и Виктора Филина, которые вернулись из очередного рейса.
Татьяна работала заместителем начальника почтового вагона, а Виктор и Павел - проводниками-электромонтерами.
Федоров встретил их на перроне, все вместе они выпили в вагоне по случаю окончания рейса, а потом Таня и Виктор стали уговаривать Федорова поехать к ним в гости, в Новый Снопок.
Федоров долго отказывался, но в конце концов принял приглашение с условием - его познакомят с какой-нибудь женщиной. Татьяна обещала.
Приехали. Снова выпили. Татьяна побежала за сынишкой.
Когда Татьяна с Ваней пришли, Паша с Виктором чистили картошку, на столе было сало, водка - вот-вот начнется ужин. Но двое из четверых были расстроены, и не скрывали этого: четырехлетний Ваня расплакался из-за того, что мама не привезла ему джинсы, а Паша ждал, что Татьяна выполнит обещание - приведет подругу.
Подруга сначала идти отказалась - все-таки был поздний вечер. Но Татьяна уж очень, очень настаивала - сослуживец в гости приехал, хороший парень, сидит один и скучает.
Хороший парень подруге не понравился. Он был хамоват и чем больше пил, тем откровенней становилось хамство.
Приятное знакомство завершилось небольшим приключением: Таня и Павел поспорили, когда у Тани следующий рейс, и недовольный ответом Павел бросил ей в лицо спичку. Подруге это не понравилось, и она собралась домой - не тут-то было: Павел сказал, что не отпустит. На дворе было темно, и, воспользовавшись минутным замешательством, она бросилась бежать в надежде, что он потеряет её из виду. Так оно и вышло. Около часу просидев в поленнице и убедившись, что поиски прекращены, она побежала домой, то и дело оглядываясь...
А в это время дорогой гость искал выход кипевшей страсти. Надо было срочно найти замену вероломной подруге, и он отправился в спальню, где Татьяна укладывала ребенка спать.
"Я предложил ей утрясти этот вопрос" - так Федоров сам определил суть короткого разговора, состоявшегося в спальне.
Татьяна ответила отказом, но дело неожиданно приняло художественный оборот.
Федоров не видел, что в это время за спиной у него появился Виктор. По всем правилам ему следовало бы дать Федорову по морде. Этот простейший аргумент мог спасти жизнь всем, и каждый раз я спотыкаюсь об эту сцену в спальне, точно её вписал кто-то умный и добрый, от всей души желавший направить течение событий по другому руслу.
Федорову ведь не впервой было получать по морде - точней, как следует из документов, как правило, он получал по голове ("Со слов испытуемого, в 1981 году дважды о его голову разбивали бутылку", лист дела 270). Но и по лицу тоже случалось - напиваясь до положения риз, он никогда не помнил, где был, в каком подъезде ночь ночевал и кто его перед этим "отоварил".
Но Виктор Филин подсказки судьбы не услышал.
Ограничившись небольшой перебранкой, решили ложиться спать.
Татьяна с сыном и Виктор устроились на большом диване втроем, а Федорову постелили в соседней комнате.
В старину романисты, пока их герой спал, любили рассказывать историю его жизни.
Я не романист, да и подонок мой не спит, а так, ворочается в полудреме, - но прежде чем вы узнаете о главном деле его жизни, стоит, я думаю, познакомить вас с увертюрой. Божественных звуков не ждите, буду скрести ножом, вроде того что был у Федорова в кармане, с малиновой ручкой, - так вот, буду скрести ножом по бутылочному стеклу. Такие будут звуки.